Из памяти стёрлись знакомые лица.
Одна в коммуналке, где комната - клеть.
В руках не журавль, а простая синица.
И некому сердце теплом обогреть.

Обычная женщина, не молодая,
Готовит на кухне нехитрый обед.
За грешные мысли себя осеняя.
Хотя и греха в тех раздумиях нет.

Укрыта косынкой коварная проседь.
Всё, кажется, серым и тусклым вокруг.
В усталых глазах - невесёлая осень.
И лишь одиночество – преданный друг.

Павлин в костюме разноцветном
Известен имиджем в столице.
И женихом, весьма, не бедным
Он каждой видится девице.

И вот молоденькая дева,
Точнее - Курица простушка,
Не побоясь Павлина гнева,
Уже о чувстве шепчет в ушко.

Но, посмотрев холодным взглядом,
Сказал Павлин: «Ну, ты и птица!
Узнала б прежде, что мне надо…
По крайней мере – не девица.

Другие вкусы тут и нравы.
Была бы ты мужского пола.
Тогда бы и добилась славы.
А у меня иная школа»…

Вот так, не солоно хлебнувши,
Вернулась Курица обратно
В своё деревню, где не лучше,
Но всё так просто и понятно.

Ночь. Крещенье. На реке
Жёны вместе с мужиками
В прорубь лезут налегке,
Осенив себя перстами.

Иностранный журналист
Снимки делает ретиво.
Только мыслями не чист,
Исказит потом всё лживо.

Как всегда про дикий нрав
Понапишет он в журнале.
Правду ложью измарав,
Чтобы денег больше дали.

Не понять ему страну,
Где в морозное Крещенье
Люди, как и в старину,
Совершают омовенье.

В своей постели снова полусонный
Лежу и вспоминаю анекдот.
В котором журналист самовлюблённый
Про вред куренья просвещал народ.

Учил он и курившего мужчину:
«Потратив на табак за много лет -
Могли на это вы купить машину.
К примеру, как вон тот кабриолет!»

«Так это ж мой!» - сказал мужчина бойко
И сел за руль, вдохнув в себя ментол…
А журналист, раздумывая горько,
По лужам до автобуса пошёл.

Вокзал мечты, вокзал надежды.
Я вспоминал о нём не раз…
И на перроне образ нежный
С платком сиреневым у глаз.

Как расставание нелепо.
И от прощаний тяжело.
А за окном мелькало лето
Сквозь неумытое стекло.

И, пусть, годов прошло немало,
Опять вернусь я в городок.
Чтоб только ты не прижимала
К глазам сиреневый платок.

Как и ждала, приехал он,
Но конь его, увы, не белый.
В дороге дальней запылён.
И вид у принца оголтелый.

"Нет! Не подходит нам такой" -
Сказала маме с папой дама:
"Какой-то грязный и больной.
Похож на пьяницу и хама"...

А вот соседка приняла.
Костюм почистила суконный.
Отмыла в речке скакуна.
И принц теперь в неё влюблённый.

Живут уж вместе много лет.
Детишки есть и всё, как надо.
Она для принца, будто свет.
И муженьку супруга рада.

А та мадам всё ждёт и ждёт.
Ругая свет, как в старых драмах:
«Да… Нынче принц пошёл не тот.
Не знает толк в приличных дамах».

Помни нежность уютного пледа.
Моих глаз голубых глубину.
И как ночью ныряли с разбега
В отражённую морем луну.

Не забудь, как цыганка гадала
На ладони твоей про меня.
И как времени было нам мало.
Не хватало не ночи, ни дня.

Вспоминай мои тёплые руки.
И падение звёзд в тишине.
В нашей жизни не будет разлуки.
Ты вернёшься, я знаю, ко мне.

В нежном танго почувствуй мужчину,
Повинуясь велению рук,
Что тебя увлекут в середину.
Раздвигая танцующих круг.

Только с ним ты захочешь быть слабой.
Устраняясь от вечных проблем.
Посвящая, с улыбкой лукавой,
Этот танец пронзительный всем.

И не важно, что нет между вами
Слов пустых о любви и судьбе.
Танец больше, чем игры словами.
Если Он - тот, кто нужен тебе.

В домах погасли поздние огни.
А где-то за окном поют девчата.
И песню исполняют так они,
Как бабушки и мамы их когда-то.

Такой-же слышен девичий задор.
И старых слов чарующие звуки.
Они не позабылись с давних пор.
Их подхватили, как подарок, внуки.

И пусть сейчас другие времена.
Осталось что-то в душах неизменно.
И будет жить великая страна,
Где песни так поют проникновенно.

В новогодние недели
Дни безудержно летели.
Помню только я салаты,
И сугробики из ваты.

А ещё – с телеэкрана
Белки – спутники дурмана,
Улыбались криво мне,
Ясным днём и при луне.

Думал я, что это грёзы.
И вина уменьшил дозы.
А зверьё не исчезало.
И его не стало мало.

Бросил я совсем спиртное.
Но сознание больное
Видит в телике зверушек
Среди ёлок и игрушек.

Я не знал, что эти белки
Там творят свои проделки
Для задора и веселья…
И пугался их с похмелья.

На жениха гадали мы с подругой.
Свой валенок бросая за забор.
Попали в парня! Взвыл он, как белуга.
И, кстати, заикается с тех пор.

Я вызвала врача по телефону,
Подруга же, не слыша парня стон,
Тащила, причитая, его к дому:
«Ну вот и мне жених! Ведь это он!»

Как много слухов и сомнений.
О том, кто прав, кто виноват.
Но быть другим не может Гений
И повернуть нельзя назад.

Ведь за большой талант от Бога
Немало нужно заплатить.
И, потому, прожив немного,
Судьбы так рано рвётся нить.

Но не забудут про Поэта,
Кто для людей потратил дар.
Душа, которого, за это
Взлетела к свету, как Икар.

Всем знакомая зимняя сказка.
Заколдован заснеженный лес.
Тащит сани устало Савраска.
Дочь увозит из дома отец.

Не даёт жизни злая старуха,
Неродную дочурку браня.
Мол, плохая из девки стряпуха.
И не чистит загон у коня…

Всем известна история эта
Изменю я лишь сказки конец.
Где под елью, послушав навета,
Не оставит бедняжку отец.

Будет в праздники рядом и в будни.
И поможет в любой трудный час…
Не бросайте детей своих, люди.
Чтобы после не бросили вас.

Веет морозом и холодно
От равнодушных людей.
Сердце которых заковано
В золото толстых цепей.

Нет за крестами богатыми
Искренних душ и тепла.
Ценится только каратами
Символ страданий Христа.

В село приехал к тёте Томе,
Себя хваля за эту смелость.
Ведь, умудрён и при дипломе,
А тут вокруг сплошная серость.

Не зная жизни деревенской,
Напившись водки у болота,
Решил в компании он женской
И среди стада сделать фото.

На снимке он смотрелся ярко,
Изображая Казанову…
Умней смотрелась всё ж доярка,
Не говоря уж про корову.

Находясь среди старых вещей,
Попадаешь у памяти в сети,
От которых на сердце светлей…
Снимок, где я и ты - ещё дети.

Как же всё это было давно –
Мы вдвоём и река за спиною.
Словно - кадр из немого кино.
Чайки белой полёт над волною.

Знаю я, то была не любовь.
Но такое же тёплое что-то.
Возвратившее прошлое вновь,
Потускневшее старое фото.

В вечерний час и при луне
Смотрю опять я на дорогу.
И потому, быть может, мне -
Всё мнится, что не слава Богу.

Не те слова, не тот расклад.
И вкус чужой у сигареты.
Всё меньше тех, кому я рад.
И чьи выслушивал советы.

А жизнь, она и вправду миг.
Но не о том в душе тревога.
Она о том, что не постиг.
И, что ещё таит дорога.

Луна грозится Волку с неба:
«Мясное любишь из еды,
Хотя, полно в амбарах хлеба.
Смотри, дождёшься ты беды».

И отвечает Волк ворчливо
Ночной советчице – Луне:
«Была бы ты не так спесива,
Спустилась вниз, сюда ко мне».

И длится этот спор веками.
Но люди слышат только вой.
Ведь, не владеют языками,
Порой - коверкая и свой.

Будто мумия, дед Вова
Встал, в руке зажав батон.
Снежной бабой очарован,
Что слепил сосед Антон.

Очень точно всё Антоша
В той скульптуре изваял.
Сразу видно – его тёща!
И лица её овал.

На спине у ней наколка.
Руки синие в тату.
Видел летом на прополке
Я всю эту красоту…

Но застыл дедуля местный.
Словно, жизни тут финал.
Ведь, в наколках, если честно,
Женщин, старый, не видал.

Мне в Новый год не повезло.
Пришли с похмелья пацаны.
Меня ж забрали одного
По наущению жены.

Ведь, не один же я плясал,
У ёлки бурно веселясь.
А санитар меня лишь взял,
Сказав: «Пойдём в карету князь!»

Как будто не было друзей.
Но я же видел, вам клянусь!
Хотя, похожи на чертей…
Пусть, подождут и я вернусь!