Наступит день, которого не ждут.
Исчезнет сумрак ночи на рассвете.
Где короля затмил презренный шут.
Расклад вещей нарушив на планете.

Былой уже уверенности нет,
Что правила приличия от Бога.
И в темноте, едва погаснет свет,
Влечёт к шуту влюблённому дорога.

Захочется отринуть всё и вся.
И устремиться, позабыв о власти,
Чтобы услышать: "Ты одна… моя!"
И задыхаться вновь от дикой страсти.

Исчезну я на месяц или год.
Как рыцарь Ланселот из Камелота.
Причина? На лицо уже не тот.
Не нравится мне собственное фото.

И снимок на страницу подобрать
Для Сайта с каждым годом всё труднее.
Себя фотографировал раз пять...
Но фото не выходит красивее.

Уеду я из города в село,
Чтобы набраться воздуха от леса.
Пить на заре парное молоко.
И есть стряпню из свежего замеса.

Вернусь я загорелый, молодой.
И выставлю на Сайте своё фото.
Друзья поставят «класс» за снимок мой.
Хоть я почти ровесник Дон Кихота.

Приехала дева с колхоза -
Накрашены сажей глаза.
Прилипла ко мне, как заноза.
Как к листьям капустным коза.

Не помню, где смог полюбиться,
Но было, чего грех таить.
Теперь заставляет жениться.
Ещё алименты платить.

Сейчас не ногой я из дома.
Ведь много на свете таких.
Кому так по нраву солома,
А после: "Попался... жених!"

Сложно осчастливить всех на свете.
Сложно в этом мире всем помочь.
И услышать многое в ответе
Можно от того, кто гонит прочь.

Только всё равно стараться надо.
Пусть ошибки делая подчас.
Помогая тем, кто с вами рядом.
Кто в душе надеется на вас.

Автобус полный до предела.
И я внутри среди людей.
Стою, согнувшись неумело,
Как театральный лицедей.

Мне в нос упёрся чей-то локоть.
А в зад коленом бьёт мадам:
"Ты на руке сломал мне ноготь...
Да я тебя под суд отдам".

Рванулся я...В руках у дамы
Лишь воротник остался мой...
Я не забуду этой драмы.
Сейчас пешком хожу домой.

Лишь звёзды в небе замигают,
Я к дому милой вновь иду.
И, пусть, старушки обсуждают,
Мол, эти встречи на беду.

Пусть говорят, что мы не пара.
Но дома мне невмоготу.
Когда вдали звучит гитара.
И слышно песни за версту.

Хочу быть рядом среди ночи,
Касаясь волоса, как медь…
И до рассвета в твои очи
Глазами жадными смотреть.

Одуванчик расцвел под окошком.
Когда солнышко утром взошло.
Но цветок не понравился кошкам.
Или съесть мне решили назло?

Разогнал я едва божьих тварей,
Как явился нетрезвый сосед.
К одуванчику тянется старый.
И его я прогнал… кошкам вслед.

Но красивая, видно, игрушка
И от внучки я цвет не сберёг.
Поиграла немножко девчушка.
Мне оставив один стебелек.

Рассвет, заполоняя мир собой,
Укроет землю ранними цветами
И след, что дева голыми ногами
Оставила, спеша к себе домой.

За девушкой шёл парень по росе,
Траву намокшей обувью сминая.
Себя за нерешительность ругая,
Смотрел он вслед распущенной косе.

Сказать хотелось многое – не смог.
Он рядом забывал про всё на свете.
И вспомнил о словах лишь на рассвете,
Когда уже расстаться выпал срок.

Но будет вечер, он уверен в том.
Когда во всём признается правдиво
Девчонке, что смеётся так красиво
И машет на прощание платком.

Устав однажды от полёта,
Спустился Аист в дельту Нила,
Где на окраине болота
Жилище злого Крокодила.

"Ты кто такой?" - спросил у птицы
Хозяин здешний очень строго.
"Тебя я вижу в виде пиццы,
Жаль только - смотришься убого".

Ответил Аист: "Дай до завтра
Мне тут покушать рыбы вволю.
А после съешь меня на завтрак,
Коль так уж выпало на долю".

С ним согласился хищник жадный -
Чем толще пища, тем вкуснее.
И спать прилёг с мечтой отрадной,
Решив, что нет его умнее.

А утром Аист в поднебесье
Взлетел, окликнув Крокодила:
"Прости, но жить мне интересней.
Пойми - не всё решает сила".

Ярче светит солнце из моей мечты -
Там, где под оконцем расцвели цветы.
На знакомой лавке у больших ворот,
Свесив книзу лапки, дремлет рыжий кот.

Рядом с ним бабуля, нацепив очки,
На любимом стуле вяжет мне носки.
Неужели это - лишь из детства сон,
Только, я в то лето до сих пор влюблён.

Твой взор - два синих океана
Среди небесной красоты.
Одно лишь плохо – Обезьяна
По гороскопу, Лара, ты.

Моя маманя, она – Крыса.
И не выносит вас – макак.
Прошу простить меня Лариса,
Не получается наш брак.

Хоть не Дракон я, кстати, тоже.
И по восточному – Свинья,
Но для меня всего дороже
Моя маманя и семья.

А прочитав письмо, родная,
Прошу – сожги, чтобы потом
В иных мирах, где жизнь другая,
Была ты Кошкой… я - Котом!

Горят огни в бессонных маяках .
И значит - ждут нас близкие и рады.
Мы против слёз в приветливых глазах.
Улыбка нам нужней любой награды.

Пусть за кормой великий океан
Бушует и ревёт, не отпуская.
Но выбросить не в силах ураган
Из памяти, что ждёт меня родная.

И невозможно справиться с судьбой –
Хочу опять сюда, когда я дома.
А тут – мечтаю встретиться с тобой.
И по тебе одной моя истома.

Когда за днём уйдёт тревога
И успокоится душа,
Благодарить посмею Бога
Губами тихо, чуть дыша.

Нет, не при всех и не прилюдно,
А под луной… наедине
За то, что многое не трудно
Давалось в этой жизни мне.

За то, что утром на рассвете
Проснусь я снова, чтобы жить.
И видеть, как смеются дети.
С кем неразрывна моя нить.

Среди зимы пурга шальная
Блудила ночью по селу.
К домам сугробы наметая,
Сломала изгородь в пылу.

И утром долго дед лопатой
Грозил проказнице лихой.
Её назначив виноватой,
Хотя забор давно плохой.

Забыл старик уже с годами,
Что надо прясло поменять.
С одними справится делами,
А тут другие уж опять.

Дай Бог здоровья, а весною
Исправит всё умелый дед
А, что ругается с пургою –
Так шутит он… на склоне лет.

Дед Мороз пришёл под утро
И сказал хозяйке мудро:
«Я принёс подарок – лавку!
С вас - пять тысяч за доставку».

Любит оливье Снегурка.
Только съела его Мурка.
Любит кошка под рюмашку
Съесть того салата чашку.

В баню мы пошли с подружкой.
Там она огрела кружкой
Не меня... а по мужскому.
Я и впал от боли в кому.

Со Снегуркой я проснулся.
Как от чёрта отшатнулся.
То ж не девка, а артист
Из театра "Оптимист".

Очень славно погуляли
В юбилей у тёти Гали.
Вам признаюсь лишь мужчины -
Шёл домой в трусах Галины.

Из памяти стёрлись знакомые лица.
Одна в коммуналке, где комната - клеть.
В руках не журавль, а простая синица.
И некому сердце теплом обогреть.

Обычная женщина, не молодая,
Готовит на кухне нехитрый обед.
За грешные мысли себя осеняя.
Хотя и греха в тех раздумиях нет.

Укрыта косынкой коварная проседь.
Всё, кажется, серым и тусклым вокруг.
В усталых глазах - невесёлая осень.
И лишь одиночество – преданный друг.

Павлин в костюме разноцветном
Известен имиджем в столице.
И женихом, весьма, не бедным
Он каждой видится девице.

И вот молоденькая дева,
Точнее - Курица простушка,
Не побоясь Павлина гнева,
Уже о чувстве шепчет в ушко.

Но, посмотрев холодным взглядом,
Сказал Павлин: «Ну, ты и птица!
Узнала б прежде, что мне надо…
По крайней мере – не девица.

Другие вкусы тут и нравы.
Была бы ты мужского пола.
Тогда бы и добилась славы.
А у меня иная школа»…

Вот так, не солоно хлебнувши,
Вернулась Курица обратно
В своё деревню, где не лучше,
Но всё так просто и понятно.

Ночь. Крещенье. На реке
Жёны вместе с мужиками
В прорубь лезут налегке,
Осенив себя перстами.

Иностранный журналист
Снимки делает ретиво.
Только мыслями не чист,
Исказит потом всё лживо.

Как всегда про дикий нрав
Понапишет он в журнале.
Правду ложью измарав,
Чтобы денег больше дали.

Не понять ему страну,
Где в морозное Крещенье
Люди, как и в старину,
Совершают омовенье.

В своей постели снова полусонный
Лежу и вспоминаю анекдот.
В котором журналист самовлюблённый
Про вред куренья просвещал народ.

Учил он и курившего мужчину:
«Потратив на табак за много лет -
Могли на это вы купить машину.
К примеру, как вон тот кабриолет!»

«Так это ж мой!» - сказал мужчина бойко
И сел за руль, вдохнув в себя ментол…
А журналист, раздумывая горько,
По лужам до автобуса пошёл.

Вокзал мечты, вокзал надежды.
Я вспоминал о нём не раз…
И на перроне образ нежный
С платком сиреневым у глаз.

Как расставание нелепо.
И от прощаний тяжело.
А за окном мелькало лето
Сквозь неумытое стекло.

И, пусть, годов прошло немало,
Опять вернусь я в городок.
Чтоб только ты не прижимала
К глазам сиреневый платок.