Детства тёплая рука
- Не догонишь! Не догонишь! – озорно выкрикивал Санька, летя вдоль по улице. Он мчался по пыльной дороге, сверкая босыми пятками.
-Ах, чучмек паршивый! Вот возвернёшься домой, я тя вицей приголублю! – грозилась вслед бабка Авдотья, размахивая в воздухе хворостиной.
«Чучмек» было самое, что ни на есть, ругательное бабкино слово. Им она «одаряла» всех, кто наносил ей обиду.
Санька во весь дух бежал туда, за окраину деревни, на излюбленное местечко на берегу речушки Светлушки, что спокойно текла средь зелёных лугов и впадала в озеро Пастушье, получившее своё название от того, что колхозные пастухи гоняли к нему стада коров на водопой.
Речка Светлушка была небольшая, своенравная. Тихая и спокойная на первый взгляд, она имела скрытые подводные подвохи: ровное песчаное дно местами обрывалось глубокими омутами, в которых нередко находили приют неосторожные и незнакомые с нравами Светлушки купальщики. А вообще-то вода в реке была светлая, прозрачная и тёплая. В жаркие летние дни в ней отражалось голубое небо, солнечные блики играли на поверхности и мальки-рыбёшки резвились в парной у берега воде.
Санька любил Светлушкино «бормотанье», когда она чуть ерошисто катила свои волны в ветреную погоду. Это журчащее движение реки вызывало в нём желание смотреть на волнистые гребешки, не отрываясь. Он мог часами сидеть и думать о своём. На невысоком взгорье, под развесистым старым тополем, в береге был травянистый выступ, напоминающий мягкий стульчик с удобной спинкой и такими же мягкими подлокотниками. Этот «стульчик» и считал Санька своим любимым местом. Вот и теперь он мчался к нему. А под лёгкой рубашонкой бережно прижимал он огромный оранжево-жёлтый огурец, сорванный с грядки бабки Авдотьи. Этот огурец, что она называла «семянник», бабка берегла, как самое дорогое сокровище. Он был на грядке, будто король. Казалось, бабка боялась на него дышать: холила и нежила. А он рос и набирался сил, постепенно приобретая необыкновенный цвет солнца. Плодившиеся вокруг его огурцы-зеленцы появлялись и исчезали, сорванные и съеденные, а он всё царствовал на грядке. Только Санька, с восторгом глядя на него, был давно обуреваем желанием «приголубить» богатыря… и вот теперь, воплотив мечту в реальность, ждал когда там, на своём «стульчике» с аппетитом станет поглощать сочную чуть кисловатую мякоть с крупными твёрдыми семечками и жёсткой хрустящей кожурой. Он не знал почему так хотел вот таких переспелых огурцов. Но они были для него вкуснее самого изысканного лакомства.
***
Много лет миновало с той поры. Три десятка промчались, будто одно мгновение. И отчего именно это воспоминание детства так всколыхнуло сердце? Александр сидел на своём «стульчике» и смотрел на мирное течение Светлушки. И также тихо текли его мысли, выхватывая эпизоды детства. Уже давно нет в живых бабушки Авдотьи, постарела деревенька и смотрит в безлюдную улицу пустыми глазницами окон. Молодёжь разъехалась кто куда. Вот и он, Александр - городской житель. А в деревню выбрался на недельку, погостить к старикам-родителям.
***
Летний день угасал. Красным шаром скатывалось за горизонт солнце. Берёзовая рощица на взгорье казалась волшебным уголком, в котором легко и вольно дышалось пьянящим воздухом, насквозь пропитанным ароматом цветущих трав и полевых цветов. Чуть ближе, сразу за деревней, светлым стёклышком блестело маленькое озерко. Когда-то между ним и рощей было небольшое колхозное гороховое поле, на которое, как саранча, налетали ребятишки. Порой их, громко ругаясь, гонял бригадир дядя Семён. Только больше строгого начальника боялись ребятишки таинственной Огородницы. Никто, никогда её не видел, но страх испытывали неимоверный.
О ней рассказывала бабка Авдотья:
- Вот поймает вас, воришек, в чужом огороде, аль в гороховом поле Огородница, узнаете как покастить! Эта нагая баба сидит в крапиве. Выскакивает и утаскивает вашего брата гавриков. А куда – никому неведомо…,- пугала бабка.
Стоило во время «страды» на гороховом поле кому-нибудь крикнуть: «Огородница!», как всех, будто метлой, с него выметало! Мчались к деревне так, что только пятки мелькали…
Теперь старое поле заросло травой. Но, глядя на него, Александр невольно вспомнил чуть сладковатый вкус зелёного гороха, что за обе щёки уплетали они с друзьями в дни детства.
***
Бабушка Авдотья в Санькиной семье была главной. С ней считались отец, мать, старшие брат с сестрой. Но особенно уважал её дед Михайло. Он никогда не прекословил ей, хотя в итоге любое дело выводил так, как считал нужным.
- А что, внучок, нам Савеловна-то не накрутит хвоста, коли мы немножко по-своему сей дело справим? – озорно подмигивал он Саньке, когда управлялись они по хозяйству или что-либо во дворе мастерили.
А уж «воспитывала» его бабка Авдотья по-свойски. Если случалось деду негаданно-нечаянно перебрать спиртного с дружками, она, прищурив глаза и поджав тонкие губы, угрожающе бросала: «Ну постой, байбулат!» Это было ещё одно ругательное слово в её лексиконе.
- Ну-ко, Санька,подай мне дедкино «лекарство»,- протянув руку, цедила сквозь зубы.
Санька знал где лежит деревянная скалка, старательно выточенная дедом, и быстро совал её в бабкину протянутую руку. С интересом наблюдал как она «обхаживала» тем «лекарственным препаратом» дедовы бока.
Когда он утром кряхтел и поглаживал их, бабушка хитро прятала улыбку.
- Что-то у меня, Савеловна, все косточки болят, - жаловался дед.
- Да кто ж тебя знает – пить меньше надо,- бросала она,- чать с Ванькой-костоломом боролся, вот и свербят бока.
Ванька-костолом был известный в деревне задира. Он мог спровоцировать любого. Стоило ему лишь немного подвыпить, как он, закатывая рукава рубашки, басил:
- А чо, тебе слабо со мной сбороться? Давай! Одолеешь – медаль отдам! Проиграешь - бока намну!
А медаль у Ваньки была его главной гордостью. Когда-то в молодые годы получил он её за участие в районном турнире борцов-любителей. Она висела в его доме, в красном углу, на синей ленте. Не раз он ставил её на кон в «дружеских» встречах с земляками, но она неизменно оставалась на прежнем месте.
Костоломом же его окрестили, когда однажды в такой борьбе он сломал руку такому же нетрезвому, как и сам, борцу-бедолаге.
***
-Тук-тук,- стучат по рельсам колёса. За вагонным окном мелькают то зелёные рощи, то бескрайние луга, то поле, где уже колосится пшеница, то синяя гладь озёр. Милые сердцу края! Когда вновь доведётся побывать в родной сторонке, окунуться в воспоминания минувших лет, погостить под крышей отчего дома, почувствовать себя тем беззаботным светлоголовым мальчиком Санькой, который вырос среди этих полей, лугов, лесов, впитал в себя их аромат. Когда вновь помечтает он на тихом берегу Светлушки и с аппетитом поуплетает вкусных маминых пирожков со свежей капусткой. А ещё помолчит, сидя на скамеечке у могилок родных людей – бабушки Евдокии Савельевны и деда Михаила Ефимовича. Положит у памятников букеты цветов и расскажет о своём житье-бытье.
***
Свидание с малой родиной счастливой полосой легло на душу. Александр уже знал, что его новый сборник стихов будет посвящён этой доброй, милой земле. В голове рождались простые строки, они рифмовались сами собою…
…Память оставляет нам наследство,
И из светлого издалека
Вновь протягивает руку детство,
И у детства тёплая рука…