Мазманян Валерий Григорьевич
родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.
В 1975 году закончил
Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.
Живёт в Москве. Работает в системе образования.
Автор книги «Не спросишь серых журавлей».
А осень к сердцу кралась, прикинувшись дождём
Листочек жёлтый метил
ушедший летний миг,
и тени рваной сетью
ловили солнца блик.
И шёл июль со свитой
шмелей и мотыльков,
роняли в пруд ракиты
платочки облаков.
Казалось, ближе малость -
и словом не солжём,
а осень к сердцу кралась,
прикинувшись дождём.
Не зря сплетали руки
при виде нас кусты...
и знали цвет разлуки
опавший лист и ты.
Где ловит руками ветла скользящие блики реки
Окрасил июльский закат
пол неба, цветущий кипрей,
возьмём у судьбы напрокат
беспечность на несколько дней.
Морщинки забудь и лета,
туда все дороги легки,
где ловит руками ветла
скользящие блики реки.
Напьёмся водицы живой,
покормим с руки голубей,
и тени платок кружевной
накинут на плечи тебе.
На счастье - минутный тариф,
трава скроет наши следы...
а в памяти дремлющих ив
останемся рябью воды.
И летящий от тополя пух мотыльками садится на куст
Рядом с облаком голубь парит
ни домашний, ни дикий - ничей,
а в распущенных косах ракит
золотые заколки лучей.
Мы уже различаем на слух
проскользнувшую в голосе грусть,
и летящий от тополя пух
мотыльками садится на куст.
Ни тебе и ни мне в этот день
никакой не вернуться тропой,
где упавшую в обморок тень
окружили ромашки толпой.
Расставание - смена времён,
из былого уже говорю...
у окна зацветает пион,
собирающий в сгусток зарю.
На смятом облачном листе сизарь начертит круг
Стряхнула вишня с рукава
соцветий лепестки,
и одуванчик тосковал,
что белые виски.
И были смех, и вздор речей,
и весь июнь копил
цвета коротеньких ночей
сиреневый люпин.
Но оказался я из тех -
ни близкий и ни друг,
на смятом облачном листе
сизарь начертит круг.
За нелюбовь не жди суда,
прости - пишу клише...
вечерней грустью навсегда
останешься в душе.
Жасмин туманом плыл у окон
Июньский вечер звуки прятал,
где в сумрак погружались дали,
и облака бумагой смятой
в закатном пламени сгорали.
Берёзы белые колени
прикрыли тени кружевами,
что этот день отдали лени
забыли, не переживали.
Жасмин туманом плыл у окон,
лилось вино и лились речи...
и грусти нераскрытый кокон
до осени припрятал вечер.
Белит тополиный пух одуванчиков виски
Цвет черёмухи снежком
предвещает холода,
ива молится тишком
у заросшего пруда.
Ливень нанесёт мазок,
зачернит во двор окно,
липа золотой песок
сыплет лужицам на дно.
Обострённый ловит слух
сколько в голосе тоски,
белит тополиный пух
одуванчиков виски.
Сдюжил дождь сирени куст,
мы - житейскую грозу...
вместе с ивой помолюсь
на вечернюю звезду.
И поклоны бьёт синица, отпуская всем грехи
Отцветает куст сирени,
одуванчик белый сник,
в кружевных накидках тени
прогоняют солнца блик.
На берёзах пеной мыльной
кучевые облака,
у стрекоз в зеркальных крыльях
отражается река.
Ветерку с утра не спится,
сарафан измял ольхи,
и поклоны бьёт синица,
отпуская всем грехи.
И слова - такая малость,
а волнение в крови...
сизари у ног собрались
и воркуют о любви.
Ронял шиповник в травы по капельке закат
Недолго дождик капал,
вздыхала зря река,
сосна мохнатой лапой
прогнала облака.
В дремоту впали тени,
ветра сморила лень,
и в облачке сирени
пропал гудящий шмель.
Будила чайка криком
грозу и спящий гром,
хотелось о великом,
а слово - о земном.
Века меняют нравы,
но не разлук обряд...
ронял шиповник в травы
по капельке закат.
Валерий Мазманян |
