В войну.
2 глава
Провожать в дорогу собралась вся деревня. Несмотря на раннее утро не смолкали сразу две гармони, то сменяя друг друга, а то и подпевая. У сельсоветского крыльца плясала молодёжь, рядом плакали, обнимались, шутили. Колченогий дед на костыле ходил с бутылкой первача и предлагал каждому уходившему.
– Давай, сынок, стременную. На правое дело идёте, эх, мне бы с вами, да военком чуть моим же костылём не отходил. Проваливай, говорит, Рыков. Ну, Бог даст, и без меня сдюжите, хлопчики. Мы уж тут за вас помолимся. Да пошлёт он вам силушки и бесстрашия перед нечестью фашистской. Возвращайтесь, казачки, не подведите.
Объявили построение, провели перекличку. Все шестьдесят три человека по списку присутствовали. Офицер, прибывший из города, распустил строй для прощания с родными. И через полчаса отряд выдвинулся по направлению в город. Плач ещё долго не стихал, уже после того, как новобранцы, под наигрыш одной гармони, скрылись за пригорком. Вторая гармонь, оставшаяся в деревне, молчала. Её хозяину было только шестнадцать. И как он не уговаривал приехавшего за добровольцами капитана, отказали. Велели малость подрасти. Было начало июля 1941 года, впереди ожидали четыре долгих военных года.
– Ну, хватит, бабаньки, причитать-то, – обращаясь к плачущим односельчанкам, буркнул Егорыч, пристраиваясь на лавочку. Вылив в стакан остатки самогона, аккуратно спрятал пустую бутылку в кармане пиджака.
– Будешь, Ляксейка? – Предложил он пареньку, облокотившемуся на гармонь. – Что ты скис? Не боись, до победы не близко, на твой век хватит. Вот догуляешь пару вёсен и под ружьё, не сомневайся. На вот, пригуби на лёгкую дорогу брательника и остальных односельчан.
– Спасибо, дядь Кузьма, не балуюсь я. – Отозвался юный гармонист.
– Ишь ты, сопля зелёная, не балуется он. Смотри, Егорыч второй раз не предлагает. – Выпив сам и закусив коркой хлеба, убрал в другой карман и стакан.
-Ты чего это, старый горемыка, молодёжь спаиваешь? – Утирая лицо краем платка, запричитала подскочившая к ним мать Алексея. – Нешто одному в тягость баловством энтим жизнь укорачивать?
– Ему компания нужна, – с улыбкой подключилась к атаке Валентины её соседка Тонька Песня, прозванная так за свой удивительный голос. – Ой смотри, Кузьма, поберегся бы, мужиков-то в деревне осталось, раз, два и обчёлся.
– И что с того? – огрызнулся Рыков.
– Как это что? Война войной, а бабий-то век короток. Вдруг кому из нас утешение понадобится, к кому бежать тогда, не к пацанам же неразумным? У тех любовь, хоть и жаркая, но короткая. Понятное дело к тебе в очередь выстроимся. А какой с тебя толк будет, коли ты под градусом? Так что блюди себя, голубь ты наш сизокрылый, вся надёжа ноне на тебя.
Обступившие вокруг женщины и дети, казалось уже и позабыли, что только что проводили мужей и отцов в дальнюю и опасную дорогу, смеялись, разбавляя Тонькины шутки своими.
– Да, тьфу на вас, оглашенные, – не выдержав такого натиска, выдохнул Рыков и, опираясь на палку, прихрамывая, скрылся за углом сельсовета.
– Куда же ты, родимый? Ужель откажешь землячкам в другом разе? Готовься, Егорыч, будь на чеку, в любой момент можешь понадобиться, – крикнула ему вслед Антонина, чем вызвала очередную волну смеха у всех присутствующих.
– Давай, Алёшка, и впрямь не кисни. Сыграй нам что-нибудь душевное. Беда и радость, они завсегда об руку по России хаживают. Чего уж нам, бабоньки, раньше времени о худшем мыслить? Авось и обойдётся ещё всё. Играй, Алёшенька, тяни меха. Жизнь продолжается.
Часа три ещё пели, плакали, смеялись, прежде чем разошлись по домам.
Вернувшись к себе, Ульяна подоила Буранку, привязанную на верёвке за сараем. Накормила детей. Отпустив дочерей во двор и уложив младшего спать, упала лицом на кровать и, уткнувшись в подушку, горько заплакала…
---01.02.2018 г.---Продолжение следует.
|