Валерий Мазманян
Три тонкие сосульки - бородка фонаря
Сугробы раздобрели
за три метельных дня,
а суета недели
измучила меня.
Всё в память - и прогулки,
и снежность января,
три тонкие сосульки -
бородка фонаря.
Позёмка трубку курит,
дымок идёт с реки,
в душе поднимешь бури
касанием руки.
Печалями ранимы,
терпением близки...
немного могут зимы -
нам выбелить виски.
Валерий Мазманян
А осень к сердцу кралась, прикинувшись дождём |
Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». А осень к сердцу кралась, прикинувшись дождём Листочек жёлтый метил ушедший летний миг, и тени рваной сетью ловили солнца блик. И шёл июль со свитой шмелей и мотыльков, роняли в пруд ракиты платочки облаков. Казалось, ближе малость - и словом не солжём, а осень к сердцу кралась, прикинувшись дождём. Не зря сплетали руки при виде нас кусты... и знали цвет разлуки опавший лист и ты. Где ловит руками ветла скользящие блики реки Окрасил июльский закат пол неба, цветущий кипрей, возьмём у судьбы напрокат беспечность на несколько дней. Морщинки забудь и лета, туда все дороги легки, где ловит руками ветла скользящие блики реки. Напьёмся водицы живой, покормим с руки голубей, и тени платок кружевной накинут на плечи тебе. На счастье - минутный тариф, трава скроет наши следы... а в памяти дремлющих ив останемся рябью воды. И летящий от тополя пух мотыльками садится на куст Рядом с облаком голубь парит ни домашний, ни дикий - ничей, а в распущенных косах ракит золотые заколки лучей. Мы уже различаем на слух проскользнувшую в голосе грусть, и летящий от тополя пух мотыльками садится на куст. Ни тебе и ни мне в этот день никакой не вернуться тропой, где упавшую в обморок тень окружили ромашки толпой. Расставание - смена времён, из былого уже говорю... у окна зацветает пион, собирающий в сгусток зарю. На смятом облачном листе сизарь начертит круг Стряхнула вишня с рукава соцветий лепестки, и одуванчик тосковал, что белые виски. И были смех, и вздор речей, и весь июнь копил цвета коротеньких ночей сиреневый люпин. Но оказался я из тех - ни близкий и ни друг, на смятом облачном листе сизарь начертит круг. За нелюбовь не жди суда, прости - пишу клише... вечерней грустью навсегда останешься в душе. Жасмин туманом плыл у окон Июньский вечер звуки прятал, где в сумрак погружались дали, и облака бумагой смятой в закатном пламени сгорали. Берёзы белые колени прикрыли тени кружевами, что этот день отдали лени забыли, не переживали. Жасмин туманом плыл у окон, лилось вино и лились речи... и грусти нераскрытый кокон до осени припрятал вечер. Белит тополиный пух одуванчиков виски Цвет черёмухи снежком предвещает холода, ива молится тишком у заросшего пруда. Ливень нанесёт мазок, зачернит во двор окно, липа золотой песок сыплет лужицам на дно. Обострённый ловит слух сколько в голосе тоски, белит тополиный пух одуванчиков виски. Сдюжил дождь сирени куст, мы - житейскую грозу... вместе с ивой помолюсь на вечернюю звезду. И поклоны бьёт синица, отпуская всем грехи Отцветает куст сирени, одуванчик белый сник, в кружевных накидках тени прогоняют солнца блик. На берёзах пеной мыльной кучевые облака, у стрекоз в зеркальных крыльях отражается река. Ветерку с утра не спится, сарафан измял ольхи, и поклоны бьёт синица, отпуская всем грехи. И слова - такая малость, а волнение в крови... сизари у ног собрались и воркуют о любви. Ронял шиповник в травы по капельке закат Недолго дождик капал, вздыхала зря река, сосна мохнатой лапой прогнала облака. В дремоту впали тени, ветра сморила лень, и в облачке сирени пропал гудящий шмель. Будила чайка криком грозу и спящий гром, хотелось о великом, а слово - о земном. Века меняют нравы, но не разлук обряд... ронял шиповник в травы по капельке закат. Валерий Мазманян |