Сборник стихов №2
Николай ПОДСЕВАЛОВ
г. Киселёвск
Письмо матери
Я не грешник, мама, я не грешник,
просто я немного невезуч,
здесь у нас давно отцвёл орешник,
а у вас должно быть много туч.
Николай ПОДСЕВАЛОВ
г. Киселёвск
Смеркается… я вышел к роще дальней,
Моё сознанье полнится печалью,
Мой длинный путь лежит исповедальней,
Подёрнутой таинственной вуалью.
Ещё не ночь, но впрочем и не вечер,
Сей промежуток соткан на мгновеньях,
И кажется что времени диспетчер,
Запутался в замысловатых звеньях.
Тускнеет нить багряного заката,
И в небе ярче вспыхивают звёзды,
Луна круглеет, – выглядит пузато
И сеет ртуть в окрестные погосты…
Идя под сенью звёздного прилива,
Я Господу себя – как есть вверяю
И мысль свою, до боли кропотливо,
На суд его, легко предоставляю.
Уже и тропки скрылись под ногами,
Холодная роса осела в травы –
Туман пополз оврагами, лугами,
Пронзая влагой первые отавы…
Исчезла грань меж вечером и ночью,
Моё исповедание открылось,
Душа скользнула к тайному межстрочью
И в плаче откровенности забилась.
26 июля 2007 г.
Ныне мне пригрезилось что дома,
пела ты, тихонечко, в ночи,
почему-то виделась солома,
а над ней летящие сычи.
Не спала ты, всё глядела в окна,
беспокоясь видно обо мне,
времени незримые волокна
растворяла в песенной волне.
Полно те, со мною всё в порядке,
я здоров, хотя берёт тоска,
то, что я ни в поле, ни у грядки,
а у моря с галькой и песка.
Тошно мне… и хочется обратно, –
здесь тепло, но это не Сибирь,
от хандры в душе остались пятна,
я хочу вернуться в нашу ширь.
Здесь красиво – только всё чужое,
а душе родное подавай –
чахну я в приморском этом зное,
впору неотложку вызывай.
Я хочу в тайгу – к зверью поближе,
к родникам, звенящим ручейкам,
к вечеру прохладному, что лижет
спинушки кровам и быкам.
Я давно соскучился по воле,
где вот-вот поднимется трава,
по лугам, в которых поневоле
закружится, может голова.
Иногда за парой кружек пива
слышу я кукушек голоса,
и совсем становится тоскливо
и глазам является роса –
плачу я: по пыльным перекрёсткам,
по дворам в которых по ночам
шлялся я повесою – подростком –
девок прижимал к своим плечам.
Здесь, таких как наши – просто нету,
в каждой здесь заносчивость и спесь,
и какой не покажи монету –
за ночь, точно, опустеешь весь.
Я устал от кабаков и шторма,
от беспечных молодых особ,
для которых пьянство – просто норма,
им плевать, на что наткнется лоб.
Нет, не пью я, так шатаюсь – ради
полного ученья своего,
заношу что видится в тетради,
и не сплю… быть может оттого.
Скучно здесь без бани по субботам –
есть одна, но это так себе,
в ней места лишь местным жирным жмотам,
что не гнут под тяжестью хребет.
Лучше я под душ подставлю спину,
он у тётки прямо во дворе,
и под ним вновь вспомню про малину,
что растёт на Чёртовой горе;
вспомню то, как ты меня мальчонку
провожала в школу в первый раз,
как вязала тёплую шапчонку,
слушая мой первый пересказ.
Что ты, мама, полно, слышишь, полно,
я такой же, только повзрослел,
мне от волн и слёз частенько солно, –
сердцем я по дому изболел.
Ночь прошла… прохлада с моря веет,
полный штиль и рядом ни души,
горизонт, проснувшись, розовеет,
растворяя происки тиши.
Здравствуй, мама! Бога ради здравствуй! –
сердца своего не береди –
над сомненьем и тревогой царствуй
и меня бродягу не суди…
Я вернусь однажды ранним утром,
дверь открою собственным ключом,
и тебя осыплю перламутром,
и разлука сгинет за плечом.
Я не грешник… мама, я не грешник,
что с того, что я иной порой,
жил и пел как птица-пересмешник,
и парил над пропастью сырой.
Я вернусь, собрав в рюкзак орехи,
бросив в море горсточку монет, –
пусть они останутся как вехи
юности невозвратимых лет.
А пока я здесь, у грани суши,
жадно жду кипящую волну,
ты живи и никого не слушай
и спокойно отдавайся сну…
Я не грешник, мама, я не грешник,
я устал смеяться и любить,
голосить как птица пересмешник
и чужую родину хвалить.
Ты живи, и думай о хорошем,
я ещё немного поброжу,
а попом вернусь к родным порошам
и по сонным рощам закружу.
И сквозь снег я буду видеть снова
зелень трав и буйную листву,
нет того, что выжжет моё слово,
преданное только естеству.
Ночь свои останки в берег прячет,
солнце вновь нацелилось в зенит,
в море штиль – душа штормит и плачет
и глаза слезою стекленит,
и зовёт, зовёт меня в обратно,
к россыпям росистым на лугах,
к прошлому, что ткало аккуратно
помять о сибирских берегах.
Я не грешник… мама, я не грешник,
прочь гони, кто скажет обо мне,
что мол я, – невежда и приспешник
утопаю пьяницей в вине.
Мой поклон: отцу, сестре и брату,
и всем тем, кто помнит обо мне,
не неси до времени утрату,
коли что увиделось во сне.
Сны – есть сны… сама ты это знаешь,
я живой, родная, я живой,
ты сама всё это понимаешь
и всё ждёшь, – зовешь меня домой…
Успокойся, с первым снегопадом
я своим ключом открою дверь,
и мы вновь все вместе будем рядом –
это будет, милая поверь.
И тогда уже ни кто не скажет,
что твой сын изгойствовал где мог,
ложь несущий свой язык завяжет,
что сегодня распустил до ног –
болтунам я дам урок достойный –
ты меня за то не осуждай,
жди меня да будь всегда спокойной,
но прошу, на картах не гадай…
апр. 1976 г.
***
Опять беру тетрадь, спешу
Заветной тропкою к вокзалу,
Строкой рифмованной глушу
Слова, что ты вчера сказала.
В полупустой вагон сажусь,
Качусь по рельсовой дороге,
Которой, чёрт возьми, горжусь,
И подвожу в пути итоги.
Мне мысль под стук стальных колёс
Свою мелодию выводит.
За окнами мелькает плёс
И луг, в котором стадо бродит.
Навстречу мне летят мосты,
Столбы, погосты, переезды;
Мелькают бешено кусты,
Деревни, пашни и разъезды, –
Спешу подальше от людей –
Туда, где жгучая крапива;
Туда, где много лошадей,
Где обо мне скучает ива…
– Там, где туманы над рекой
Полощут локоны седые…
– Бегу… на всё махнув рукой,
Из мест, где есть слова пустые.
***
Спущусь к реке широкой,
под ив плакучих тень,
присяду за осокой
на мхом поросший пень.
Поведаю сорокам
о том, что человек,
идёт к своим истокам,
не опуская век.
Зверью быть может проще,
они довольны тем,
что есть леса и рощи,
а тут гора систем.
И в каждой недомолвки
и в каждой свой уклад,
кругом свои уловки,
друзья, враги и блат.
В лесу тепло и тихо,
кружатся мотыльки,
с зайчатами зайчиха
резвится близ реки;
медлительно и важно,
как будто пароход,
лось движется отважно
от ельника в обход;
дрозды поют, повсюду
спокойствие стоит –
дивлюсь лесному чуду,
в душе пожар горит.
19 авг. 1983 г.
Николай ПОДСЕВАЛОВ
г. Киселёвск
Снега, снега, снега – долга зима Сибири.
Речные берега снегов впитали гири.
В березняках висит безмолвная усталость.
И в птичьих голосах надолго сникла радость.
Лишь хвойные леса стоят как часовые,
Подставив небесам шинели меховые.
Тяжёл по снегу путь… лошадки тянут сани –
Им встать бы отдохнуть, а мне б скорей до бани.
До большака ещё вёрст двадцать остаётся,
Мороз же, как назло, свирепствует, – смеётся…
Уже и ночь близка, в санях шуршит солома,
Вдали блеснул большак – приятная истома…
Гнедые понесли, мороз скрипит – крепчает,
И Матушку-Сибирь в своих руках качает.
12 янв. 1979 г.
Николай ПОДСЕВАЛОВ
г. Киселёвск
Тополя пожелтели, скукожились клёны,
И рябина уже набирает багрянец.
Лишь хвоя остаётся как прежде – зелёной,
Сохранив на иголках таинственный глянец.
По-над реками всходят туманы под утро,
И ползут к берегам, разрываются в клочья.
И под ноги роса кем-то брошена мудро,
Расставляет на травах свои многоточья.
Лето кончилось – слышите, кончилось, скоро,
Вся листва упадёт на остывшую почву,
Оставляю село, чтобы выехать в город,
Чтоб отправить друзьям запоздалую почту.
И вдыхая прохладу осенней печали,
Ухожу вдоль осклизлых таёжных тропинок…
«Возвращайся скорее…» – мне птицы кричали,
Провожая, рассевшись на ветках былинок.
Лист всё чаще и больше ложится под ноги,
Образуя к зиме для земли одеяло,
В душу лезет тоска, нагнетая тревоги,
И до первого снега осталось так мало…
22 сентября 1976 года.
Дер. Усманка,
Мариинского района.
Николай ПОДСЕВАЛОВ
(г. Киселёвск)
Здравствуй, сказочный вечер!
Поле снежное, здравствуй!
Ветер – вьюги диспетчер, –
Здравствуй – временем властвуй!..
Здравствуй, первый морозец, –
Я тебя ощущаю,
Я тебе знаменосец
Шутки злые прощаю!
С первым снегом округа…
С новым сном долгосрочным…
В даль безлюдного луга
Я войду непорочным…
Шапку скину под ноги,
Руки в небо направлю –
Пусть смеются сороки,
Я им радость доставлю.
Пусть разносят по миру
Что поэт, мол, рехнулся,
Что оставил квартиру
Да в метель окунулся.
Выйду я из метели,
Выйду прежней дорогой,
Чтобы там ни свистели,
Не кричали: «Убогий!..»
Пой метелица, выдай –
Прыть свою что есть мочи,
Ты морозец сердитый
Остуди мои очи –
Заморозь мои слёзы
Только душу не трогай –
Дай дойти до берёзы,
До сестры одноногой;
Дай согреть мне дыханьем
Бересту её стана…
Это будет прощаньем…
Может, завтра не встану…
4 ноября 2007 г.
Николай ПОДСЕВАЛОВ
(г. Киселёвск)
Хотел бы я…
Я вышел в свет, открыв на мир глаза,
И понял я, что мира в мире нет,
Я слышал то, как кто-то приказал
На мир поставить роковой запрет.
И этот кто-то мне давал понять,
Что миром правит не Господь с небес,
А тот кто может с мира много взять,
В нём размещая свой противовес;
И этот кто-то – он не человек –
Он дьявол сущий во плоти его,
Проливший в нас немало смертных рек
Из рукава шального своего.
И оттого над миром все века,
Висят мечи, горят костры войны,
И жуткая немилая рука
За этим всем не чувствует вины.
И я познал с рожденья своего,
Что мир пропитан пошлостью, враньём,
Что кроме горя нету ничего,
Что все живут и делятся с ворьём;
Что выживает в грешном мире тот,
Кто сеет брань и обирает всех,
Кто набивает свой треклятый рот
И сыплет оскорбительный свой смех,
А мы живём и давимся слезой
И воспеваем этого – того,
Кто в души наши подливает зной
Из огненного чана своего.
Хотел бы я, чтоб детские глаза
Не знали слёз, не выражали лжи,
Чтоб в них сиял к познаниям азарт –
Не мести сокрушительной ножи;
Хотел бы я перетрясти весь мир,
Отсеять зло и сжечь его в огне,
И залатать стихами массы дыр,
Что сотворил порочащий нас гнев.
Часы стучат… бегут вперёд года,
А миром правит тот же государь
Что засылает в сёла, города
Проклятых войн неистовую хмарь.
Но верю я, что вскоре грянет гром,
И вслед за ним прольёт всесильный дождь,
И вновь победа будет за добром,
И Миром будет править добрый вождь.
Хотел бы я взглянуть на те года,
Но я боюсь, что мне недотянуть,
И горько мне от этого стыда
Что все и всюду отвергают суть…
4 авг. 2005 г.
***
Набежит волна на берег, зашуршит,
и обратно в воды речки заспешит,
зашумит осока-травушка над ней,
напугает стайку малых окуней, –
окуньки рванут от берега, нырнут,
в тихом месте к дну спокойному прильнут;
Вечер выплывет на дивный бережок,
запоёт вдали пастушичий рожок,
девки спустятся к чарующей реке
и присядут на широком бугорке –
снова песнями наполнится простор,
разгорится ярким пламенем костёр,
ночь настанет, в ней засвищет соловей
песнь о ласковой возлюбленной своей.
До утра уже не смолкнет птахи свист,
тихий ветер колыхнёт ольховый лист,
и замрет, почуяв певчего тоску,
и умчит затем к безмолвному леску…
Утром двинутся туманы от реки,
в тихих заводях засядут рыбаки,
новый день с его заботами взойдёт –
думы грустные в былое отведёт. –
День есть день – в нём не приходится скучать,
его следует полезным наполнять.
Вечер снова зазовёт на бережок,
гармонист присядет одаль, под стожок;
соловейко вновь засвищет из кустов,
не боясь ночных хозяек – зорких сов.
Снова песни будут литься до утра. –
Ты прекрасна наша летняя пора!
12 июля 1978 г.
***
Ода Шахтёрскому Труду
Глубоко, под землёй, меж могучих пород,
Залегает сибирское золото – чёрное –
Вещество, о котором, веками народ
Неустанно твердил, мол, оно… непокорное…
Много было тех слов, но народ понимал,
Что без угля прожить будет трудно и плохо,
И упорно его на-гора поднимал,
Так шахтёрская здесь зарождалась эпоха.
Шахты рыли вручную: лопаты, ломы –
Инструмент никудышный для этой работы,
Но стонали под натиском ратным холмы,
Раскрывая подземок богатые соты.
Много было смертей, много пота и слёз
Пролилось на пласты в те тяжелые годы.
Сколько ж срублено елей, осин да берёз,
На гробы и кресты без согласий природы?..
Из глубин на лошадках везли уголёк,
Кони слепли и гибли в конюшнях глубинных –
Век машинной подземки был очень далёк
И тем самым косил лошадей неповинных.
Покорители недр, выжигая метан,
Рисковали собой и сгорали порою,
Те, кто выжил в огне, изнывали от ран
И уже не примкнули к рабочему строю.
Миновали столетья, уж шахты не те –
Они глубже и шире – теперь в них машины!
Величаво копры в поднебесной черте
Подставляют под солнце стальные вершины.
Нет лошадок в подземках – не сыщешь с огнём –
Коногоны ушли с наступленьем прогресса,
И метан не сжигают открытым огнём,
И о буднях шахтёрских печатает пресса.
***
Вот и первый осенний мороз,
Ты шагаешь по тонкому льду,
Ты исполнена таинством грёз,
Бывших луж разрушая слюду,
Я иду за тобою в след,
Упиваясь твоей красотой,
А в кармане на поезд билет,
Мой вагон в составе шестой...
Завтра буду уже в пути,
Поезд бросит в простор гудок,
Сердце ёкнет и, загрустит,
Покидая родной уголок.
Ты меня обещаешь ждать,
Пряча слёзы своей души
И при этом себя искать
В лабиринтах ночной тиши.
Вот и первый осенний мороз,
Ты шагаешь по тонкому льду,
Ты исполнена таинством грёз,
Бывших луж разрушая слюду,
Я иду за тобою в след,
Упиваясь твоей красотой,
А в кармане на поезд билет,
Мой вагон в составе шестой...
Завтра буду уже в пути,
Поезд бросит в простор гудок,
Сердце ёкнет и, загрустит,
Покидая родной уголок.
Ты меня обещаешь ждать,
Пряча слёзы своей души
И при этом себя искать
В лабиринтах ночной тиши.
Под ногами хрустит хрусталь
Из осеннего тонкого льда,
Впереди ожидания даль
И манящая к ней звезда…
Завтра будет ещё трудней, –
Завтра оба сойдём с ума, –
Постарайся же быть сильней –
Прочь гони от себя туман;
Завтра будет ещё трудней,
Будут слёзы и нервный срыв,
Не дано на прощание дней,
Как не нужен нам этот разрыв…
А до поезда пять часов, –
На прощание только три, –
Два поврозь, на чашах весов –
Слёзы, слёзы, прошу, утри…
Буде утро, по тонкому льду,
Ты придёшь на знакомый перрон,
Я из тысяч тебя найду,
Сколько б ни было там сторон.
Не печалься, придёт Апрель,
Отпишу тебе – принимай –
Отойдёт твоих слёз капель,
Будем ждать наш цветущий Май.
Ты шагаешь по тонкому льду,
Я иду за тобою в след,
Мы с тобой в предразлучном бреду,
У меня… в кармане… билет…
Окт. 1971 г.
Надпись над могилой
Не проходи, остановись,
послушай стон земной
и, обуяв глазами высь,
поговори со мной.
Скажи, что деется вокруг,
чем дышит новый век,
ушёл ли от невзгод и мук
российский человек?
Какого цвета небеса
сегодня над страной,
живы ли пашни и леса
и город мой родной?
Поведай мне, о чём поёт
сегодняшний народ, –
что жизнь ему преподаёт
и движет ли вперёд?
Живо ли чувство у людей
по прозвищу Любовь?..
О доброте своих идей
мне добро-слово молвь…
