Игорь Ширманов
Остров неясных смертей Глава 10
Глава десятая
Утро второго дня. Миролюбивые беседы над обрывом
Верят не тем, кто не врет,
а тем, кто врет уверенно.
Хаун Трипп
За внешней оболочкой и тусклой внешностью
у меня скрывается благородная душа и пылкое сердце...
Из письма пенсионера на сайт знакомства
Проснувшись через два часа, я снова принял контрастный душ, побрился, сел за стол и достал бутылку из-под колы. Потом включил в телефоне фонарик и под ярким освещением еще раз внимательно ее осмотрел. Затем поднес бутылку к настольной лампе и сфотографировал телефоном место прокола.
«Однако, к чему всё это? — мысленно хмыкнул я и одновременно стал думать, куда бы понадежнее спрятать эту бутылочку. Вдруг да пригодится… — У меня раздвоение сознания или борьба мотивов? Да кто ж ответит мне на этот вопрос, если он вслух не задан. Надо принять еще парацетамол, а потом тащиться на завтрак и «на сбор дополнительных сведений».
Еще с вечера у меня была мысль сфотографировать восход солнца над морем. Но после обнаружения трупа Сидорова это намерение просто забылось. Раздумья над случившимся с Николаем ни к чему не привели. Да и не могли привести в условиях дефицита информации. Что я знаю об окружающих? Практические ничего, кроме имен, а у обслуживающего персонала даже имена не смог запомнить.
Выйдя из домика, я сначала пошел в кабинет Вана. Офисное помещение было пристроено к ресторану. Ван с печальным видом пил какой-то напиток, похожий на чай. Поздоровавшись, как вежливый человек он и мне предложил напиток, но я отказался. Черт его знает, как незнакомые растворы на похмельную голову действовать будут.
— Ван, ты извини меня за утреннюю ругань — не с целью твоего оскорбления так рявкнул… Ситуация, сам понимаешь, какая сложилась.
— Да нет… все нормально… я понимаю… я так растерялся, а как русский мат услышал, так сразу в себя пришел, — Ван улыбался вежливо и растерянно. — Тут еще беда — вышка связи ночью была повреждена — ветер был очень сильным.
«Типичный ответ русского, — подумал я, — "да нет"… Наверное, только мы так выражаемся. "Стой там — иди сюда"». На слова о повреждении вышки я просто не обратил внимания.
— Расскажи, что знаешь про Николая.
Со слов отельной обслуги он сообщил мне, что один из официантов ночью видел Сидорова, сидящего в шезлонге. Рядом на столике стояли бутылки. Николай был в плавках — ночное купание в бассейне официанта не удивило, он уже насмотрелся на русских туристов. Очень ранним утром одна из горничных пошла к ресторану и увидела тело в бассейне, а когда сообразила, что это труп, — закричала.
Что же… очень немного новой информации — подвел я неутешительный итог.
— Ладно, спасибо, Ван. Пойду, погуляю по окрестностям, на пейзажи полюбуюсь, — сказал я и вышел из кабинета управляющего. Заглянув в бар, постоял, покачиваясь с пяток на носки, возле стеклянного шкафа с прохладительными напитками, достал бутылку местной колы, покрутил ее в руках и выпил половину содержимого.
Затем спустился на террасу и увидел Сан Саныча, который проделывал каких-то упражнения — возможно даже из комплекса боевых искусств. «Видно, вчера он не много выпил, в отличие от некоторых других», — вяло подумал я. Не желая отвлекать его от физзарядки, обошел всю террасу и снова поднялся к отелю.
Я смотрел на море, на облака и на полет неизвестных мне птиц. Одинокие птицы над безмолвным морем… А мы кто? Бескрылые птицы на грешной земле?
Через несколько минут ко мне подошел Сан Саныч. Тут, на краю скалы, и состоялся наш первый серьезный разговор. Ибо пора было определиться в отношениях хотя бы с одним человеком.
— Неожиданное рядом, — нейтральным тоном сказал Сан Саныч.
— Ты про Николая? — уточнил я.
— Да… и про него… и про тебя, — ответил Сан Саныч, — интересный ты человек. Я еще на реке стал к тебе присматриваться.
— И чем же был вызван твой интерес к моей личности — там, на реке Квай?
— Меня всегда люди интересуют. А ты еще и не обычный турист.
— Я? Не обычный турист? Да ты Бога побойся! Что во мне необычного?
— Боюсь, боюсь… Всех богов боюсь. Я, знаешь ли, с туристами много лет работаю — всяких повидал… богатых и бедных, умных и дураков, пьющих и абсолютных трезвенников, болтунов и молчунов. Безопасность моего дела и процветание бизнеса зависит от правильного понимания — кто передо мной в сей момент и как с ним контакт установить, кто будет потом меня везде расхваливать, а кто матом отзываться. А мне дурная слава ни к чему. Начал там — на реке Квай — с тобой говорить… Человек вроде образованный, на контакт легко идешь, «разговоры разговариваешь», а что ты сказал о себе? Какой для меня результат беседы — что я узнал о тебе?
— Ну, ты еще меня шпионом обзови, подготовленным по секретным методичкам КГБ/ЦРУ для внедрения в Китай, — захохотал я и тут же поморщился. Голова все еще болела, старость — не радость… даже похмелье тяжелее.
— Нет, такой глупости ты от меня не дождешься — видел я тут и шпионов, свободная пресса о многом пишет, в том числе и о разоблаченных разведчиках и агентах. У шпиона всегда хорошая легенда, и в соответствии с ней он себя и ведет. А ты вроде и не скрываешь ничего, но и ничего не говоришь. Нет у тебя никакой легенды, но и о жизни своей не торопишься рассказывать.
— Да с чего бы мне исповедь начинать перед первым встречным?
— Знаешь, как люди на отдыхе расслабляются? Башку с одной рюмки сносит, а иной раз словесный понос от банки пива наступает.
Тут я мысленно с ним согласился — бывают такие ситуации, особенно в российских поездах, когда человек после напряженной работы в отпуск едет — эффект случайного попутчика срабатывает на полную катушку и откровенность не знает никаких границ. Однажды, когда я из Нижневартовска ехал в Тюмень, в Сургуте в купе села семья — муж, жена и трёхлетний ребенок. Он — инженер одной нефтегазовой фирмы. Выпил при мне бутылку легкого пива, начал разговор… и три часа не мог остановиться. Жаль, что я не промышленный шпион, — всё бы узнал бесплатно.
— А-а-а… так вот чем в горной аптеке забота твоя обо мне была вызвана. Сколько я тогда той доброй настойки зараз на грудь принял — грамм двести или больше? Ну и… получил ты желаемый результат?
— Получил! Ты же рассказал в автобусе, под каким литературным псевдонимом публикуешься.
— И что? Тайна сия велика есть? Я, между прочим, литературные премии под этим псевдонимом получаю и, соответственно, абсолютно не скрываю его.
— Вот-вот, и стало мне еще интереснее — persona scriptum, «человек пишущий»! Как говорил товарищ Сталин — «инженер человеческих душ»! Решил посмотреть, что же ты написал да каким был твой литературный путь. А если повезет, так и биографию хотел изучить. Вечером после возвращения в Паттайю скачал в интернете твои сборники, просмотрел наскоро исторические рассказы и философскую прозу.
— И решил, что я липовый философ и пишу о том, чего не знаю?
— Решил, что ты юрист. Так ведь?
— И этого никогда не скрывал — преподавал студентам юриспруденцию лет двадцать. Ты же вот не скрываешь, что МГИМО закончил, языки разные знаешь, много лет бизнес ведешь на Востоке. А Восток, как известно, дело тонкое. Ну посмотрел ты мои рассказы — и что? В чем «чисто конкретно» мне тебя подозревать?
— О! К слову — а ты меня в чем-то подозреваешь? Давай поделись — интересно услышать туриста, юриста и писателя в одном флаконе. Так сказать, результат взгляда со стороны. Может, тоже думаешь, что я шпион?
— А чем плоха такая версия? — я покрутил головой — боль не исчезала. — Если верить тому, что ты сам о себе сказал… Если верить… Здесь живёшь много лет — укоренился. Самые широкие контакты — такие как в туристическом бизнесе — для шпиёна что можно лучше придумать? Общение без ограничения! Причем общение с любой категорией — местное население, российские и зарубежные туристы, рекламщики, журналисты, отельеры, перевозчики… Крыша лучше, чем у журналиста или обычного бизнесмена. И хрен кто тебя, шпиёна, отследит в джунглях Лаоса, горах Камбоджи или островах Новой Зеландии. Два или три раза в год летаешь в Москву — сам говорил — для подробного отчета и под обоснованным предлогом поиска новых заказчиков в России. Если ты, конечно, русский шпиён… Лепота! Чем не нравится вариант?
— Да уж, в твоем изложение версия звучит очень красиво. Только сам ты в нее не веришь.
— Почему? Тут не в том дело… верю — не верю. Как говорил товарищ Сталин: «Возможно ли это? Конечно, возможно, если не исключено». Побочный продукт моего жизненного опыта — неготовность верить людям без достаточных оснований. Так часто приходилось снимать розовые очки, что они сломались и были выброшены в мусорный бак.
— Слушай, а правда, что у тебя никогда не было серьезных травм? — Сан Саныч явно решил сменить тему. — Помнишь, ты про это упоминал, когда мы купались в радоновых источниках.
— Правда. А ты, Сан Саныч, так решил уйти от разговора о шпиёнах?
— Да нет… Ты не дурак, юристом, видать, был хорошим, раз без травм до шестидесяти лет прожил, а это значит, что по жизни проявлял разумную осторожность. И, допускай реально возможность моей шпионской деятельности, ты бы ничего из только что сказанного мне не излагал бы. Придумал бы чего-нибудь нейтральное и вполне безопасное. Слышал я тебя вчера — красиво говорить умеешь на совершенно разные темы
Последнею фразу я полностью проигнорировал, как бы и не услышав ее. Стыдно мне было за вчерашнюю расслабуху, за излишнее употребление алкоголя. Черт возьми, я даже не помню, кому и что говорил. Но с Сан Санычем согласился:
— Тоже верно — сказал я. — Слишком уж на поверхности лежат версии «резидент», «агент» или «связник», а я про шпионов все же лучшего мнения. Пока я не верю, что ты шпион, а потом, может быть, и подумать про это не успею. Что-то не нравится мне смертность среди российских туристов на этом острове. Ладно… Ты к чему все эти полупустые разговоры ведешь? Колись…
— Объединять нам надо мозги и силы, а иначе в этой неясной ситуации можем своими телами пополнить холодильники отеля или пойти на корм морским обитателям прибрежных вод, — задумчиво сказал Сан Саныч.
«Опаньки! — мысленно вздрогнул я. — Какой поворот сюжета! Какие неожиданные опасения!»
И это — честно сказать — напрягло меня. А чего же он боится? Вроде лично для него нет никакой опасности, хотя я, может быть, чего-то не знаю. Как это он сформулировал? «Процветание и безопасность моего бизнеса зависит от правильного понимания — кто передо мной в сей момент и как с ним контакт установить». Это относится только к туристическому бизнесу? И какое слово здесь ключевое? Процветание или безопасность? Стоп, он не произносил слова «бизнес»… Он сказал «дело». Но такие мысли я, конечно, оставил при себе.
— Принципиальных возражений нет, — в тон ему ответил я, — но откуда такой пессимизм? И почему ты ждешь новой смерти? — Голова все еще болела, и таблетка пока не подействовала. Думать было тяжело и мучительно, но я продолжил: — И если про себя я точно знаю, что не убивец и не шпиён, то про тебя-то вообще ничего не ведаю. Хотя верю, что есть у тебя маленькая туристическая фирма. Но ведь это не может помешать ни шпионажу, ни убийствам… Или может? Давай, Сан Саныч, колись, как сухое полено.
— Слушай, мы тут с тобой, как ты говоришь, «полупустые разговоры» можем до следующей смерти вести. Придется довериться друг другу. Начну с себя. Не шпион я, не шпион, хотя ты угадал, что мой «маленький туристический бизнес» — это только прикрытие. Основная работа — региональные исследования экспортного потенциала и анализ конкурентной среды. Чего улыбаешься?
— Да вот попытался вспомнить разницу между бизнес-разведкой и анализом конкурентной среды на фоне промышленного шпионажа…
— Язва ты… не вспоминай и не задумывайся… вообще и не углубляйся в эти темы. Одно могу сказать — работаю на российские интересы, а это в мире нравится далеко не всем, а если уж быть совсем точным — всем не нравится. И некоторую… проистекающую из этого опасность я не могу игнорировать. Опять ехидно улыбаешься?
— Ничего подобного — просто представил, что я должен поверить твоим словам и провозглашенному патриотизму. Но… но я всё еще помню из прочитанной художественной литературы про вербовку «под чужим флагом». Понимаешь, Сан Саныч, перед тем как я сам начал писать, за пятьдесят с лишним лет кучу разных книг прочитал, в том числе — детективы про шпионов.
— Ну, нечем мне тебе сейчас доказать свою работу в наших интересах. Была бы связь с миром — договорились бы о том, как тебя убедить информацией из России. Но вышку бурей повредило и связи нет. Вот если бы она была, то, может быть, мне и союзники не нужны были бы, да и со смертью Николая уже сегодня бы прибывшая полиция разбиралась. Не справиться мне одному — мозгов не хватает, а ты все же юрист по образованию.
«Да, — подумал я, — союзники или помощники мне тоже нужны, тем более знающие местные языки. Проверить его слова я действительно никак не могу. Работать он может на кого угодно, но что это для меня меняет в сей момент? Ничего! И придется довериться. Он, конечно, чего-то боится… Нет, не так, не боится, а опасается».
Однако в слух я произнес совершенно иное:
— Лесть — одно из сильнейших средств воздействия на человека…
— Иди ты к черту! Смерть Николая какая-то странная, и я не понимаю, что происходит. Нужен взгляд со стороны. Я случайно видел, как ты заботливо умыкнул бутылку с остатками колы — после обнаружения тела Сидорова у бассейна. Что хотел найти — отпечатки пальцев?
Я молчал.
— О, черт! — продолжил он. — Только сейчас понял — ведь ты своим ехидством меня провоцируешь. Надеешься, что разозлюсь и о чем-нибудь проговорюсь?
— Ну, это вряд ли — если ты прошел спецподготовку, то я со своим дилетантизмом бессилен против аса, как плотник супротив столяра. Ладно, уговорил — заключаем «Пакт о сотрудничестве». Теперь давай о бутылке. После теплого тропического ливня никаких отпечатков на ней в принципе не могло остаться. На бутылке из-под рома, лежавшей в бассейне, — тем более. Да и были бы там отпечатки — толку-то нам от них… Как без лаборатории и специальных компьютерных программ отпечатки пальцев сравнивать? И самое главное — с чем сравнивать? Кто нам свои отпечатки добровольно предоставит? Никаких подозрений у меня нет — просто хотелось аккуратно колу из бутылочки понюхать. Очень аккуратно… И саму бутылочку осмотреть хотелось.
— Ну и как? Понюхал? Осмотрел? И что в результате?
— Осмотрел… бутылка не из запасов отеля. Думаю, что привезена из Таиланда. Или взята на яхте. Я посмотрел недавно этикетки на нескольких бутылках кока-колы из местного бара — вот одна из них.
Передав булку колы, взятую недавно в баре отеля, я продолжил:
— Сам потом посмотри и сравни тексты на разных этикетках. Но главное не в этом — возле пробки у нашей бутылки есть маленький прокол на горлышке, еле заметил его и задумался... Зачем кому-то что-то понадобилось шприцем в колу добавлять? Идею ловишь?
— Ну вот не зря я искал себе «союзничка». Сразу после «Соглашения о сотрудничестве» и первый результат появился. Думаешь, отравили Николая?
— Есть такая слабая версия. Подтверждать ее нечем — никаких исследований крови и внутренних органов мы здесь не организуем, а пока тело в цивилизованные места будет доставлено, может, все следы уже исчезнут. Да и с мотивом отравления нет ясности. Если оно совершено с целью убийства — то нужны мотив и цель, а также заинтересованное лицо… или лица. Есть, понимаешь ли, «классика жанра» в уголовном праве — четыре обязательных элемента любого преступления — объект, субъект, объективная и субъективная сторона. А еще есть дополнительные или факультативные элементы — мотив и цель, которые иногда очень помогают в установлении субъекта и раскрытии преступления.
— Слушай, — с большим интересом спросил Сан Саныч, — а как ты вообще додумался до поисков прокола в бутылке.
— Понимаешь, советские люди были действительно самой читающей нацией в мире. П еще у меня в жизни были встречи с разными интересными людьми, которые рассказывали разные интересные случаи.
— Ага… интригующее начало — Сан Саныч был в своем репертуаре. — Особенно про любовь к чтению советских людей. Вот с нее и начни.
— Понимаешь, не я один в СССР мог читать детективные романы из английской жизни. А в одном из детективов рассказывалось о странных происшествиях с юными девушками из хороших аристократических семей. Во время их учебы в итальянском пансионате, под руководством некой графини…
Сан Саныч крепко задумался, а потом уточнил:
— Но основные события того романа развиваются не в Италии, а вокруг одного из лондонских отелей?
Я усмехнулся:
— Ты тоже в глубине души остался советским человеком — начитанным, с хорошей памятью и склонностью к моментальным правильным выводам.
— Ладно, зубы мне комплиментами не заговаривай. У нас тут не отель «Бертрам». Теперь, может быть, перейдешь к случаям из твоей бурной молодости?
Видно было, что Сан Саныч проговорил это автоматически, продолжая думать о чем-то своём. Я согласно кивнул головой и начал:
— Однажды мне показывали бутылку из-под «Советского шампанского» — пустую, но без повреждения пробки или стекла. А я тогда припомнил рассказ, как на одной зоне зэки арбуз пробовали и быстро пьянели. Плюс рассказы о клофелинщицах… Знаешь такие фокусы? Выводы сам сделай.
— Ну, после стольких подсказок, — протянул Сан Саныч, — только дурак не догадается, почему ты бутылку после смерти Николая осматривать начал. Арбуз через шприц водкой накачали?
— Спиртом медицинским…
— А шампанское из бутылки шприцом вытянули?
— У меня складывается впечатление, что твоя юность тоже была веселой?
— Не завидуй, — широко улыбнулся Сан Саныч.
Мы помолчали пару минут, а потом я сказал:
— И еще момент — нам надо подумать, как, не привлекая чужого внимания и не давая возможности подслушать наши рассуждения, все это обсудить. И цели для исследования ситуации определить. А шифроваться нам, похоже, очень надо будет…
Сан Саныч внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Согласен с мнением юриста. Осторожность нам не помешает.
— «Да уж»… как говорил герой одной советской кинокомедии. Пойдем завтракать — а потом и думать будем. Думать будем потихоньку-полегоньку.
Верил ли я Сан Санычу? Вера вводит иллюзии в ранг истины. Это хорошая мысль, жаль, что рождена не мною, а кем-то другим в размышлениях по иному поводу и в иных обстоятельствах. Но и мне она сгодится…
Остров неясных смертей. Глава 12
Олег Яненагорский, член Союза писателей России
28 марта 2024 г.
Глава двенадцатая
День второй, до обеда. Как не надо падать с лестницы…
Все на свете можно исправить, кроме смерти.
Мигель де Сервантес
Мир дан человеку как загадка,
которую следует разгадать.
Старая истина
Теперь — с чужих слов и поэтому очень коротко — расскажу про смерть бармена. В это время — до обеда — я вздремнул в своем домике. По словам Вана, тело обнаружили горничные, которые шли на обед. Они тут же развернулись и бросились в кабинет управляющего. Виктор слушал рассказ Вана и коротко кивал в подтверждение.
Бармен лежал у нижней ступеньки крутой винтовой лестницы, соединявшей две площадки на разных уровнях скал. С верхней площадки дорожка уходила к домикам, где жила отельная прислуга, располагались складские помещения и технические службы. Складывалось впечатление, что бармен подвернул ногу или поскользнулся на ступеньке и неудачно упал вниз. Очень неудачно упал — расставшись при этом с жизнью. Вслед за Ваном прибежала и вся остальная обслуга: официанты, повар и кухонные рабочие. И уж потом, услышав крики, к лестнице подошли Виктор, Надежда и Ольга, до этого купавшиеся в бассейне. После осмотра мертвого тела, ахов, охов и суетливых движений, его отнесли в тот же холодильник и положили рябом с трупом Николая Сидорова.
Всё это примерно через час в кабинете управляющего я узнал от Виктора и Вана. Слушая их, размышлял о том, что две смерти за один день — слишком много. Но никаких версий, кроме несчастного случая со смертельным исходом, у меня не было. Попытки запомнить имя бармена ни к чему не привели — я тут же забывал его.
Дождавшись, когда Виктор уйдет, я задал управляющему несколько вопросов.
— Ван, ты свой персонал хорошо знаешь? — спросил я.
— Некоторых знаю достаточно хорошо, — ответил Ван, — горничные и два официанта из той провинции, где я жил, — это мои очень-очень дальние родственники — старики попросили взять их на работу.
«Так, с этим всё ясно, — подумал я, — клановость на Востоке великое дело». Вьетнамцы наверняка лично преданы Вану, и вряд ли что-то можно узнать у них без его разрешения. Для них Ван — большой бос и благодетель. Да и не знаю я никаких языков, чтобы самому спрашивать.
— Бармена, поваров и кухонных рабочих, садовника (он у нас «мастер на всё» — и слесарь, и плотник) знаю плохо — только по работе, — продолжал Ван. — Это китайцы, и они были здесь до меня. Техник (он же кладовщик) вроде бы родом с Формозы или из Гонконга, портье и садовник — тайцы из Бангкока, приехали две недели назад, но они и раньше здесь работали — в прошлом сезоне. Мне об этом известно из документов, которые я смотрел при назначении на должность управляющего.
«Китайцы и тайцы, — думал я. — Группы? Не факт. Их может связывать только национальность. Что-то важное они могут Вану и не сообщить. Он для них, может быть, и "не фигура". Где родился техник — Формоза (она же Тайвань) или Гонконг — почему такая неясность? И в целом имеет ли это хоть какое-то значение?»
Ван еще что-то говорил, но я на несколько мгновений отвлёкся и не слушал его. «Что я знаю о преступных группировках Юго-Восточной Азии? Ничего, кроме общеизвестных терминов — японская якудза , китайские триады , где-то слышал, что «китайская мафия» все продумывает и планирует на много лет вперед, что она «не живет только сегодняшним днем». О «вьетнамской мафии» читал когда-то в российских газетах, но это было двадцать лет назад. А ведь абсолютно в каждом государстве Юго-Восточной Азии есть свои этнические преступные организации, поэтому надо помнить про Малайзию, Филиппины, Тайвань и еще множество стран. Пожалуй, надо с Сан Санычем обговорить этот вопрос. Интересно, а из какой провинции Ван?»
— Ван, — сказал я, — ситуация неясная… Попробуй собрать максимум информации от своих подчиненных. Но только очень осторожно. Начни с земляков. Аккуратно и осторожно. Понял?
Ван закивал, подумал и сказал:
— Извините, можно Вам вопрос задать?
— Валяй, — спокойно ответил я.
— Только, пожалуйста, Вы не обижайтесь… Я ничего плохого не думаю.
— Давай, прыгай с обрыва, — доброжелательно подбодрил я Вана, хотя внутренне напрягся, — не до обид сейчас...
Ван еще помолчал, а потом выдавил из себя:
— Я случайно видел, как Вы возле ресепшен-стойки с компьютера копию паспорта распечатали. Потом посмотрел этот файл…
Вот это было для меня полной неожиданностью. Так-так-так… Ван знает, что я распечатал файл с паспортом Надежды Владимировой. Надо выкручиваться — если Ван меня в чем-то начнет подозревать, то помощи от него не дождешься. Чтобы такое на скорую руку «слепить»?
— А, ты про это… Красивая женщина, согласен? — небрежно заметил я. Всегда надо вызвать согласие в результате первого вопроса.
— Да, — ответил Ван, но в его голосе чувствовалось напряжение.
— Вот я и решил собрать о ней немножко информации, прежде чем начать ухаживание. Человек я холостой, красивые женщины мне нравятся, но возраст с Надеждой у нас разный… к моему великому сожалению. Да и про замужество хотелось узнать не с ее слов, а из штампа о регистрации брака в паспорте… или отсутствии такового… Замужняя женщина — это все-таки особый статус. И если она замужем — то ни к чему мне приключения «на старую задницу». Ван, не бери лишнего в голову, — доверительно сказал я, — нет в моих действиях ничего аморального, безнравственного или преступного. Только интерес к красивой женщине. Кстати, хорошо, что ты про это вспомнил, — потом сбрось мне на телефон сканы всех паспортов наших туристов — посмотрю на досуге.
Ван кивнул. Поверил ли он мне? Не знаю. К тому же в спешке я лопухнулся со страшной силой. Какие отметки о браке в зарубежном российском паспорте? Нет их там и быть не могло. Лопухнулся… Вот что значит отсутствие толковых заготовок на разные случаи жизни. Показалось, что Ван с определённым недоверием отнесся к услышанному от меня. Ну и чёрт с ним! Есть проблемы поважнее. Не верилось мне в случайное падение бармена с крутой лестницы — тут было что-то иное…
Может ли быть смерть бармена как-то связана со смертью Николая?
«Надо пойти и самому посмотреть на лестницу, с которой так неудачно свалился бармен, — решил я, — а заодно и побродить в местах, где живет отельный персонал. Туда я еще не ходил». Но и это оставим на потом. О своем здоровье нужно немного подумать.