Горечь отчаяния Группа особого назначения. Сбывается моя главная мечта. Спустя сорок пять лет появилась возможность рассказать людям о боевых действиях партизан и разведывательных групп в тылу враг Трудно излагать материал. Многое забылось. Очень сожалею о том, что многие имена и фамилии героев - товарищей стерлись из моей памяти. Тем не менее, оставшиеся в живых должны узнать себя по описанию действий и вспомнят знаменитые события прошедших военных лет. В феврале сорок третьего года я возвратился из отпуска и получил назначение в развед.отдел штаба Северо-Западного фронта. С группой мало знакомых ребят выехал в Вышний Волочек. Скоро меня зачислили в группу особого назначения, которой руководил старшина Гороховадский Петр Григорьевич. Как мне показалось, он был хорошо скроен. Обладал доброй силой и качествами развитого спортсмена. На его гимнастерки ярко светился новенький орден Красной Звезды. Он напоминал о боевых достоинствах нашего командира. Мы пока ничего подобного не имели. В группе числились еще два разведчика, низкорослый, с южным смуглым лицом, Александр Иванов и бывший красноармеец кадровой службы двадцати двух летний Дмитрий Андреев. Оба молодые жизнерадостные парни. Они успели почувствовать запах пороха, не раз бывали в ожесточенных схватках с врагом и часто рассказывали о своих приключениях. Но боевых наград пока не носили. Последним к нам прибыл радист Николай Михайлов. Он оказался очень общительным товарищам, умел шутить, но вел себя скромно. Его приятная внешность, худощавое с розовым оттенком лиц приветливая улыбка, располагали к нему людей. Николай быстро вжился в наш маленький коллектив. Чувствовал себя равноправным членом. Хотя на боевую операцию собирался первый раз. В отличие от Юсино, здесь занятия проводил один преподаватель, подполковник Злотников. Ему было известно, что все разведчики прошли определенную школу и теперь он сосредоточивал наше внимание на теории и изучении предстоящего района действий. В ходе спец.подготовки все ребята старались осмыслить все сказанное, предлагались всевозможные варианты противодействие противника.Требовалось правильно оценить обстановку и принять соответствующее решение. Отрабатывая разные варианты меня тогда озадачила малочисленность нашей группы. Всем известно, что в боевых действиях никто не застраховал от жертв. Стоило потерять двоих-троих разведчиков, как задание окажется под угрозой срыва. Так казалось мне. Однако начальство знает больше нас. Ему всегда виднее: что и как нужно делать. И глупые вопросы ему задавать не положено... Время шло быстро. Лето вступало в свои права. Приближался день нашей отправки, Я попросил разрешения и отправился навестить свою мать. На этот раз она выглядела много лучше. Говорила проворнее. И старалась улыбнуться. В это время ее лицо неестественно кривилось, а разветвленные складки кожи сжимались вокруг глаз. В тот день я ничего не скрывал от матери. Говорил, что писем не будет долгое время. И просил не переживать за меня. Напомнил побасенку: - Однажды похороненный, будет жить долго.- На обратном пути, в районном центре, судьба свела меня с Борисом Степановым из отряда Кривова. Я несказанно обрадовался встречи и бросился обнимать товарища. Он тоже был рад встречи. Но тут же я почувствовал на его лице тень глубокой печали, спросил, что случилось? И он поведал мне грустную историю: -... Немцы заканчивали разгром партизан. Прочесывали леса, обыскивали постройки. Хватали всех, кто попадался на глаза... В тот период наша группа перешла линию фронта и направилась в тыл врага... В тот день немцы обнаружили нас и начали преследовать, загонять в свои ловушки... Один раз нарвались на засаду, завязалась перестрелка. Кое как вырвались из под обстрела...Оставили убитых и раненых... Четверо нас отбились от группы и не знали что делать дальше. Потом возвратились обратно в штаб.- - Что же теперь будет с вам?- сочувственно спросил я Борю. - Говорят, что не миновать штрафной роты,- сказал он. У меня сжалось сердце. Очень жаль было товарища. Подобное вполне могло случиться и со мной, если бы не оказался в другой воинской части. Всю обратную дорогу из головы не исчезали мои товарищи, попавшие в большую беду. Кто из них уцелел после таких событий? И отступила затаившаяся обида на лейтенанта Кривова... Возвратился к своим в угнетающем настроении. Скоро пришел подполковник, развернул на столе карту, извлек из кармана блокнот и пригласил всех к столу. Мы решили изменить вам фамилии, на всякий случай,- сказал он. Далее преподаватель сообщил, что старшина Гороховадский будет именоваться Гороховым; Иванов - Волковым; Андреев - Гавриловым; радист Михайлов - Мамаевым; а меня назвали Кречетом. Не стану скрывать, мне понравилась эта звонкая фамилия. В ней звучало что то романтичное. С ней я прошагал по ленинградской области многие сотни километров, где вместе с партизанами громили вражеские подразделения и транспортные средства. Наверное знакомые ополченцы, .дожившие до этих дней, удивятся, когда узнают что Кречет вымышленная фамилия. Мне в то время не хотелось обратно менять фамилию, что могло вызвать среди партизан разные суждения. Вполне возможно, что и боевые награды пошли на Кречета. Они конечно до меня не дошли. Все было готово к отправке. Ждали только команды на погрузку, Но прибывший наставник сообщил, что отправка переносится на неопределенный срок. Такой оборот дела никак не устраивал нас. Все ребята настроились на боевые дела, и не хотели зря терять драгоценное время. А через неделю отменили и второй срок отправки. Руководство объясняло это неблагоприятной обстановкой. Теперь занятия не проводились. целыми днями мы бездельничали дома.,. Наконец третья попытка оказалась удачной. В одну из беззвездных ночей, с Едровского аэродрома поднялся двухмоторный самолет ТБ-5 и направился через линию фронта. В темную ночь пилотам трудно ориентироваться на местности. Но опытный летчик сумел сдержать правильный курс и выбросил группу в назначенное место. Все мы тогда совершали первый прыжок с парашютом. И, понятно, каждый волновался, однако приземлились благополучно. Только меня отнесло в топкое болото, из которого не легко было выкарабкаться. На краю заболоченного участка обнаружили небольшую возвышенность. На ней разместились высокие ели, осины и березы. Кругом, сплошной стеной, островок опоясывал тальник. Там и наметили устроить свою первую базу. Возле старой ели соорудили добротный шалаш, с мягкой хвойной подстилкой. Получился теплый уютный уголок. Только кровожадные комары не давали покоя ни днем, ни ночью. Боеприпасы и другое снаряжение замаскировали в противоположном участке острова. Его назвали Партизанским. С первого дня нахождения на острове старшина предложил называть друг друга только по имени. Так было легче общаться между собой. Петр Григорьевич был старше всех по возрасту и по званию. Все мы сознавали что по боевому опыту он так же превосходил нас. Поэтому выполняли беспрекословно все, что исходило от командира. После полудня Дима и Александр пошли в разведку. Нужно было определить точное место приземление. Петр предупредил ребят, чтобы возвращались обратно по той же тропе, так как островок будет заминирован. Но разведчики явно увлеклись заданием и забыли наказ командира. Взрыв прогремел в конце дня. Мы мигом выскочили из шалаша и побежали туда, откуда слышались стоны... Так произошла не предвиденная трагедия. Ребята получили тяжелые ушибы, сильные ожоги лица и рук. Особенно в тяжелом состоянии оказался Дмитрий. Он не мог передвигаться и не переставал стонать. Несчастный случай осложнил наше положение. Однако решили о происшествии в штаб не сообщать. Надеялись на благоприятный исход. В тот же день, в условленное время, заработала рация. В штаб отправили первую шифровку: - Высадились в заданном районе, прошу передать благодарность экипажу самолета. Готовимся к выполнение задания. Горохов. Трое суток тихо сидели в шалаше, ухаживали за больными. Ребята начинали поправляться. Мы очень волновались за состояние товарищей. А Петр Григорьевич переживал вдвойне, не находил себе места. Ему первому придется держать ответ за срыв выполнения задания. Тогда из-за них и мы бездействовали. На четвертый день мы с командиром вышли на железную дорогу. Наблюдение проводилось с расстояния трехсот метров. До станции Дно оставалось не более двадцати километров. Для гитлеровцев эта магистраль имела важное стратегическое значение. Она связывала тыловые подразделения немцев с передовыми позициям: многих участков фронта на Ленинградском направлении. С того дня штаб фронта стая получать сведения о состоянии железнодорожного движения на Яновском участке. Скоро больные поправились, поднялись на ноги, но головные боли не проходили, у обоих было сотрясение мозга. Обстоятельства заставили покинуть обжитое местечко. Только склад остался па партизанском островке. Никто из посторонних не в мог воспользоваться нашими принадлежностями без риска лишиться своей жизни. Позднее, в целях предосторожности, меняли место работы рации., чтобы не попасть в перекрестный пеленгатор. С тех пор сами тоже не имели постоянного места и все дневное время находились в движении. такое маневрирование исключало возможность застать нас врасплох. Также требовалась изобретательность самого командира, чтобы случайно не оказаться в заготовленной ловушке. Заканчивалась вторая неделя пребывания на оккупированной территории. Израсходовали весь сухой паек. Настало время запастись продуктами. В то же время командование требовало переходить к активным действиям. Это означало идти на сближение с противником, добывать секретные документы. Нужно было использовать все возможности, перехватывать на дорогах связных мотоциклистов, штабных автомашин, а также совершать диверсии... Гитлеровцы не проявляли особого интереса к нашей группе. Но в последние дни над лесом неоднократно появлялся вражеский самолет. Он делал над лесом два круга и улетал. С тех пор мы начали догадываться, что немцы разыскивают нас. Они наверняка слышали работу нашей рации, а может и запеленговать место передачи. Не мог пройти незамеченным и взрыв мины на Партизанском островке Положение разведчиков с каждым днем осложнялось. Трагедия произошла в один июньский день... Ранним утром, когда закончились последние сухари, командир поручил выздоравливающим, Волкову и Гаврилову, закупить продукты питания. С этой целы, захватив с собой пачку немецких марок, ребята направились в деревню Залесье, находящуюся на самом краю леса. Спустя полчаса мы с Гороховым вышли на железную дорогу, А Николай остался один и, со своим багажом, замаскировался в густом кустарнике... Если посмотреть на топографическую карту, то заметишь продолговатую полосу зеленеющих участков леса, протянувшихся с запада на восток, вдоль железной дороги. Ее размеры в ширину не превышали трех, а в длину - пяти километров. На таком участке не разгуляешься, если немцы "сядут" на хвост. Кругом обширные поля и луга. Укрыться человеку негде. К лесу примыкало больше непроходимое болото, которое сковывало нашу манёвренность. В последствии группа оказалась блокированной со всех сторон, запертой в ограниченном участке леса, как животные в загоне. Тогда мы поняли, что выбор места дислокации разведчиков был ошибочным. Дальнейшие события покажут, как мы выходили из создавшегося положения. Но это было потом... В тот коварным день командир повел меня через болото. Он объяснил мне так, -нам нужно знать в коком состоянии болото и можно ли им воспользоваться при случаи. По краям топи заросли густой травой. Кое где на выступающем кочкарнике торчали низкорослое кусты. Вокруг них, в радиусе полторы сотен метра, обозначался островок твердой земли. Под тяжестью наступившей ноги земля начинала погружаться, а куст наклонялся в сторону путника. Во избежание неприятностей требовалось быстро перескакивать с одного плавуна на "другой, без резких толчков логами. Мы быстро преодолели кочкарник и очутились перед гладью замшелой топи, протянувшейся к середине болота. Дальше иди было невозможно. Место действительно оказалось непроходимым. Когда вернулись на сухое место, на меня вдруг нахлынуло мрачное настроение. Не хотелось подниматься с места. Тогда мне показалось будто с нами должно случиться нечто невероятное. Тревожно заволновалось сердце. Где то в глубине собственного сознания затаилось тяжелое предчувствие предстоящего- наваждения и по собственной интуиции, догадывался о чем то ужасном. Раньше так бывало со мной. И часто предчувствия мои оправдывались. Я рассказал старшому, так величали командира, о своих тревогах и предложил вернуться к своим. Горохов недоверчиво отнесся к моим суждениям. Но почувствовал усталость и согласился с моим предложением. На обратном пути решили заглянуть на Партизанский островок. Нужно было проверить состояние оставленного боепитания. Под густой елью присели отдохнуть. Теперь спешить было некуда. До склада не более полу километра. А подниматься не хотелось. Ноги отказывались шагать. Внезапно задрожала земля, заколыхались могучие ели. Грохот сильного взрыва потряс воздух. Без сомнения взрыв произошел на Партизанском островке. Значит запасы исчезли, как туман. -Что теперь делать? Терялись мы в догадках. Вот тебе и предчувствия!... Стоило нам не останавливаться на отдых, как явились бы прямо в немецкую ловушку! Тогда для нас двоих война была бы закончено.В этом мы убедились позднее, через несколько дней, когда у рации иссякло радио питание. Однако, тот день не завершился одной потерей. Главная трагедия оказалась впереди. Она мне запомнилась на всю оставшуюся жизнь... Мы заторопились к своим, спешили рассказать о случившемся. Откуда взялись силы! Я еле поспевал за командиром. Он был выше ростом, сильнее физически. Шагал как заправский спортсмен, не оглядываясь назад. В назначенном месте нас встретил радист. Мы в недоумении смотрели друг на друга. Разведчиков с продуктами еще не было. Хотя по времени они должны были вернуться два часа назад. Вечером того же дня, когда мы окончательно отчаялись, пошли в Залесье, немцев уже не было. Они несколько дней .ждали нас в деревне и ушли тогда, когда вплотную расстреляли наших разведчиков. Когда мы вошли в деревню, нас окружили женщины и дети, старший вынул из кармана пачку иностранных купюр и стал раздавать их приунывшим жителям. Некоторые скоро принесли яйца, хлеб, молоко... Между тем, возле соседнего дома собрались мужчины Они не были ни стариками, ни инвалидами. Невольно встал вопрос: -почему они здесь, а не в армии и не у партизан? Любопытство потянуло меня к ним, В их поведении чувствовалась заметная растерянность. На мое приветствие ответили только двое. Остальные, их было шестеро, отделались молчанием и рассматривали меня любопытными взглядами. Мужчины выглядели абсолютно здоровыми и достаточно упитанными. Похоже жилось им не так уж плохо. Настораживало другое: -Как они уживались с немцами? -Чем платили оккупантам за сохранность собственной жизни? Разговор между нами явно не клеился. На мои вопросы отвечали кратко и неуверенно. Между тем, самый моложавый здоровяк, неловко стал отходить в сторону, правее от меня. Я сразу почувствовал недоброе, но не показал виду. Потом резко повернулся к нему. Бородач был готов к нападению. Но очутившись перед дулом взведенного автомата он растерялся, побледнел и стал пятиться назад. Старшой заметил мой маневр и позвал к себею. Находясь возле своих ребят до моего слуха дошел приглушенный и предостерегающий голос женщин: -Уходите родные!. Староста опять послал овчарку за немцами! Все сразу прояснилось. Деревенские хозяева действовали заодно с оккупантами. Я посмотрел в сторону, где по прежнему стояли мужчины. И такая злость нахлынула на меня, что захотелось ударить по ним из автомата. Командир почувствовал мой порыв и предостерегающе сказал: - Не делай глупости! Пора скорей уходить! В трех сотнях метров от деревни, возле старой тропинки нашли бугорок свежей земли. Там остались навсегда два наших разведчика, - Александр Иванов, по кличке Волков, и Дмитрий Андреев... Ищейка шла точно по нашему следу. Однажды она догнала нас, сходу разверзлась и скрылась в кустах. Ее появление оказалось на столько неожиданным что никто не успел выстрелить. Вслед за овчаркой шли немцы. Их еще не было видно. Но мы хорошо знали, что малой группой гитлеровцы не рискнут заглянуть в лес. Поэтому решили ускорить движение, чтобы оторваться от преследователей. Помог бурно журчащий ручей. По воде прошли добрую сотню метров в сторону и вышли на опушку леса. Собака потеряла след. После войны мне не довелось побывать в тех краях. Но до сих пор из головы не выходят думы о том, как немцы отблагодарили своих прислужников? Может, отступая под ударами Красной Армии, они оставили деревню Залесье целехонькой? А если не оставили, разрушили или сожгли до тла... Я не хотел сказать, что все оставшиеся в Залесье мужчины были активными предателями. Наверняка кто то из них являлся таким. Остальные поддались уговорам и лестным обещаниям, пошли на сговор со своей совестью. Потом они будут убеждать, мол, ошиблись, запутались... Ошибки бывают разные. Ошибка Залеских граждан называется предательством. Она влечет наказание равное с изменой Родине... На следующую ночь, в отместку за гибель товарищей, был взорван эшелон с гитлеровцами. Вагоны слетели пот откос и нагромоздились друг на друга. Оказалось выведенными из стоя значительное количество военной техники и много немцев. После этих событий мы почувствовали на своих плечах и ногах настойчивое желание карателей разыскать и уничтожить русских десантников. Тогда они узнали что нас не много. Количество обнаруженных парашютов выдало нашу тайну. Немцы обставили территорию тайными наблюдательными постами и ежедневно прочесывали заросли. Положение становилось угрожавшие. Несколько дней не выходили на связь. Наконец рискнули связаться со штабом. Радист передал радиограмму: -Оставаться в районе опасно. Преследуют каратели. Двое погибли. Прощу разрешение перейти в другой район. Горохов.- Ответ был коротким: -Держитесь до последнего!- Это была последняя радиосвязь со штабом. Затем пошли дожди и иссякло радио питание. В штабе естественно сочли нашу группу погибшей. Но мы еще жили и пытались что то предпринять. Требовалось любой ценой раздобыть электропитание для рации. В противном случае наша работа оставалась бессмысленной. Однажды ранним утром мы попытались выйти из леса, чтобы провести день в безопасном месте. Внезапно, на самой опушке нас обстреляли из автоматического оружия. Мы бросились в кусты и углубились в лес. Немцы не пошли зa нами. Похоже погоня не входила в их обязанности. В этой перестрелке мы потеряли самое главное, самое важное для существования разведчиков, рацию. Пуля прошла насквозь и превратила радиодетали в кучу лома. Неудачи преследовали одна за другой. Дальнейшее пребывание в заданном районе оказалось бессмысленным. После этого случая старшой принял решение перебазироваться в обширные Порховежские леса. Через несколько ночных переходов, голодные и обессиленные, мы добрались до намеченного участка. Развели костер, обсушились. Первым завтраком послужила подстреленная из бесшумки белка. Вечером, устроившись возле угасающего костра, старшина вдруг сказал: - Надо идти на связь!- Тот час я понял, что ни командир, ни радист на связь выходить не могут. Значит остается одно, обязанности связного нужно возлагать на себя. И не ждать, пока тебя пошлют. Нужно вызваться самому, по доброй воле, чтобы не списывать на других свои неудачи потом. После моих слов лицо старшины посветлело. Мне показалось он ждал моего решения и сразу начал говорить о том, на сколько важно для группы связь со штабом фронта. Затем сказал главное: - В Дедевических лесах действуют крупные партизанские соединения. Они имеют надежную связь с Большой землей. Постарайся добраться до штаба... Нам нужны дополнительно разведчики, боеприпасы и рация с источником питания. Наши координаты - окрестности деревни Коты. Порховского района. На первый взгляд задача казалась не сложно. Стоило пройти по оккупировано местности около двухсот километров, если иметь ввиду обход опасных зон. На самом деле операция оказалась во сто крат сложнее. Кажется невероятное чудо помогало мне выйти из трудного положения и добраться то намеченного района. В свои молодые годы, когда патриотизм выплескивался наружу, а благие намерения заслоняли сознание, каждый стремился совершить какой то подвиг, сделать что то важное, значимое и опасное, чтобы сделать свой вклад для разгрома немецких фашистов. Тогда мы гордились своими успехами, сознательно шли на рискованные операции и храбро сражались. Последняя ночь, проверенная в уютном шалаше, была, тревожной. Неприятные мысли наслаивались одна на другую, отгоняли сон. Перед глазами возникала топографическая карта, с массой условных знаков, где за каждым из них скрывалась своя загадка. Их скоро придется разгадывать самому, без помощи товарищей, В практике было не мало случаев, когда карта не стыковалась с местностью. Много неясных загадок придется разгадывать в пути И все это беспокоило, настораживало. Ранним утром, когда все к походу было готово, я завернул свой ГШШ в палатку и засунул под вывернутую корягу. С собой взял только револьвер и две гранаты-лимонки. Когда начали прощаться, всех охватило волнение. Не хотелось расставаться. У Николая на глазах блеснули слезы. Мне вдруг почудилось что прощаемся навсегда и больше не увидим друг друга. Становилось больно и грустно. Затем пристально посмотрел на лица разведчиков и попытался запомнить их... Судьба распорядилась так, что больше я их не встретил, сожалению в послевоенное время мне не ужалось разыскать Петра Григорьевича. Ответа из Воронежа, где он жил до войны, я не дождался. Зато мне удалось разыскать родственников радиста, Николая Михайлова, побывать в доме его родителей. Мы долго беседовали с отцом и матерью Николая. Я рассказал им все, что знал: как воевали и расстались. Как потом возвратился в те места с отрядом партизан, но было уже поздно: деревня оказалась сожженной до тла и никакого в окрестности не было. Там похоже случилась трагедия, подобная Залесской!.. Первый день одиноких скитаний подходил к концу, когда на пути встретилась оживленная автомобильная дорога. По ней пробегали грузовики, ехали повозки, тянулись пешие жители. Перескочить дорогу дело не хитрое. Но все нужно сделать так, чтобы не навлечь подозрения. Через минуту торопливо выбежал на проезжую полосу, на ходу подтягивая ремень, быстрым шагом обогнал пару повозок и нырнул в противоположные кусты... Трудно приходилось путешествовать одному. Не с кем поговорить, посоветоваться. Всюду подстерегает опасность . Даже деревенские дома кажутся хмурыми и чуждыми. Только благодатные леса всегда располагай к себе, манили под свое зеленое покрывало. По лесистой местности хорошо проходить днем. Зеленые приятели надежно укрывают тебя от посторонних глаз, предлагают путнику свои скромные дары. А чтобы преодолеть открытую местность, нужно подождать темноты. Таков неписаный закон... После двухдневного перехода мой маршрут сократился только на пятьдесят километров. Часто приходилось идти окружным путем, выбирать наиболее безопасный участок. К исходу третьего дня НЕ пути встретилась река. Ее ширина не превышала тридцати метров. Можно было раздеться и переплыть. Но не хотелось мочить одежду. Для сооружения простейшего плота не было материалов. В поисках каких либо средств я побрел вниз по течению. Вдали показалась деревня. Возле шатких построек, уткнувшись в песчаный берег, покачивались самодельные челноки. Ноги понесли меня к ним. Кругом было тихо. Не слышались крики ребятишек и сопровождающий лай деревенских собак... Мой внешний вид не мог вызвать особых подозрений. На голове - старая выношенная кепка. На плечах - видавший виды серый пиджачок. Да порванные измазанные штаны, заправленные в голенища трофейных фрицевских сапог. В них тогда ходили многие.. Однако лучше не показываться жителям. Может случиться всякое.. Перед самым спуском к воде меня вдруг остановил мужской голо -Эй! - Парень! Подойди сюда! - В ближайшем предбаннике на лавке сидели два, напарившихся до красноты тела, полуголых мужчин. Их бравый вид заставил меня насторожиться… Первая мысль о побеге, была тут же отвергнута: нужно идти на сближение, чтобы действовать наверняка, стрелять в полицейских без промаха... -Куда идешь? - спросил тот же голос. -Домой! - не раздумывая ответил я. -С работы? - спросил другой, что помоложе. -Ага,- прозвучал ответ. Я внимательно следил за поведением собеседников. Достаточно было малейшего подозрения, попытку произвести обыск, как рука выхватывала пистолет, чтобы всадить им по одной пуле.. -Пускай идет! - сказал первый, обращаясь к своему напарнику. Мне сразу полегчало. В голове путались разные мысли. Не хотелось верить, что гитлеровские прислужники так благородно обошлись со мной. После того случая я поклялся больше не рисковать, быть бдительным и осторожным. Но скоро снова влип в такую историю, что еле ноги унес. На пятый день, когда вплотную шел к партизанскому району, мой путь преградила железнодорожная ветка. На карте она не значилась. Сначала возмутился, но после догадался: дорогу успели построить недавно, перед самой войной, после съемки местности. Засмоленные концы шпал оказались новыми, даже не стерлась новая окраска. Успокоившись я перешел через призму насыпи и развалился на траве под кронами старого тополя. Из леса послышался стук топоров. В голове блеснула догадка: наверное партизаны расширили свои владения и строят себе зимовье. Немцы обычно боялись лесов, заходили туда только да крайней нужде и большими силами. Они опасались каждого куста, за которым мог спрятаться партизан. Чаще всего каратели прочесывали с шумом, обстреливали кустарниковые заросли, чтобы напугать обитателей леса. А. в местах, где близка встреча с партизанами, немцы боялись приближаться к лесам... Приятные чувства скорой встречи с народными мстителями ласкали душу, торопили в дорогу. Но вставать не хотелось. Отяжелевшие ноги требовали передышки. Наконец завершились мои одинокие скитания! - Вот они, братья по оружию, совсем рядом. так дружно работают топорами. В стороне, за молодым осинником, отчетливо просматривалась грунтовая дорога. Захотелось встать и зашагать по ней туда, где так весело стучат топоры. Попробовал шевельнуться, размять ноги, но они не слушались. Потом собрался с силами и резким движением поднялся на ноги. Они еле передвигались. Чувствовались многодневный изнурительные переход. В десяти шагах от пороги остановился. До слуха донесся приглушенный топот каблуков, вдруг совсем близко загалдели немцы. Бежать не было смысла. Солдаты быстро приближались. Приятные ощущения мигом сменились на каверзные. Словно сильный гром ударил по голове. Я присел возле куста и приготовил револьвер... Пятеро фрицев шли по пыльной дороге рядом. Казалось что не увидеть меня было нельзя. Но вопреки всему они проследовали мимо. Вот тебе и партизаны!... М.Платонов