|
Опытный водитель
- Я не поеду без тебя! – твердила Алевтина, вышагивая по комнате из угла в угол.
- Ну, ты же не одна, - с Вениамином, - я пыталась найти вескую причину.
- Лис, ну ты не понимаешь, не могу я с ним ехать за тысячу вёрст!
Меня зовут Лисавета. Сказочное имя досталось от родителей после того, как меня не назвали по папиному желанию Лизаветой и по маминому – Виолеттой. После долгих споров, они смастерили из двух имён одно, и теперь для друзей я просто Лиса. Это обстоятельство не особо радует, но ничего менять не собираюсь, свято веря в то, что имя определено звёздами.
- Аль, ну толку от меня: прав нет, два месяца после операции, - отнекивалась я.
- А от Веньки какой толк! – возмущалась Алевтина. – Я ведь сорвусь и выкину его где-нибудь по дороге.
- Не бери грех на душу, - устало ответила я, понимая, что ей сорваться пара пустяков.
Вениамин пил. Пил много, долго, и бросать не собирался. В постоянном подпитии он часто куражился над высокой статной женой, нес околесицу и вел себя так, что святых можно было выносить.
Они поженились на первом курсе по великой любви, жили на квартирах и прошли все тяготы военной жизни. Вместе с тяготами шел быстрый карьерный рост и частые «мужские» застолья. Дети выросли.
Вениамин ушёл на пенсию непросыхаемым алкашом, но с большими звёздами на погонах. Несмотря на пагубное пристрастие, он обладал проницательным умом и золотыми руками во всём, что касается строительства. Два высших образования и интеллект пропить было сложно. Через знакомых он устроился работать дворником в одну очень серьёзную организацию. Все проверки в ней начинались с вопроса: «Почему человек в таком звании работает дворником?» Начальству объясняться за него надоело, и пришлось провести оптимизацию, сократив штат рабочих по уборке территории. Таким образом, Вениамин оказался не при деле, в тот самый момент, когда у мамы Алевтины подошёл очередной юбилей. Она жила больше, чем за тысячу километров, и, учитывая небольшой опыт вождения Алевтины, два месяца назад она сдала на права, с Венькой туда добираться было бы проблематично.
Я чувствовала себя неважно, ехать не хотелось, но тут Алевтина привела последний аргумент, рассеявший все мои неубедительные доводы.
- Лис, он руль крутит, когда мы едем, - обречённо произнесла она.
- Как крутит? – не поняла я.
- Матерится и крутит руль, если рядом сидит.
- А ты чего?
- Ну чего я? Выкину его когда-нибудь из машины, да и всё. Я ж не железная, - устало сказала она.
Меня всегда удивляла её усталая обречённость. Алевтина была красавицей, статной, кареглазой, с длиннющей каштановой косой, на полголовы выше Вениамина. Когда он её доставал бесконечными претензиями и пьянками, она уезжала к маме, жила там неделю-две, а потом снова возвращалась в свой ад. О сколько написано про сильных русских женщин! Но не испытавший, да не поймёт. И не найдёт ни одного аргумента, оправдывающего такое существование. Просто они оба были из двадцатого века, когда разводиться было стыдно, семья объявлялась ячейкой общества, женились по бескорыстной любви и венчались без огласки. Чувство долга у Алевтины было больше, чем чувство самосохранения.
Мы дружили с ней 18 лет. И я не имела право сейчас оставить её практически одну. Тем более, что Венькино разнузданное поведение на дороге могло закончиться плохо.
- Ладно, поеду, - решила я.
Мой муж попытался возмутиться, но я возмущения не приняла, поскольку два месяца назад в больнице родилась заново, и имела полное право сама принимать решения. Зная нашу давнюю дружбу с Алевтиной, он тоже не нашёл аргументов, когда я сказала ему про руль. Поворчав для приличия, он велел мне сообщать о нашем местоположении через каждые два часа.
Утро было чёрным, рассвет ещё не наступил, когда Алевтина подкатила к нашему дому на своей подержанной шестёрке. Запотевшие стёкла машины говорили о неизбежном Венькином присутствии. На правах штурмана с десятилетним стажем, я уселась на переднее сиденье. Печка не работала. Вениамин, сверкнув стеклами старомодных очков и дыхнув неутихающим перегаром, заботливо передал мне плед. Рядом с ним на сиденье стояла большущая корзина с едой.
- Целый холодильник с собой в корзине везём, - чуть нервно хохотнула Алевтина. – Венька полночи еду в дорогу готовил.
- Ну как же я таких девушек голодными оставлю? Я за вас отвечаю. Да и Мишка (так зовут моего мужа) нам с Алей за тебя голову оторвёт, если что, - подумав, добавил он.
Что-что, а рассудительности почти трезвому Вениамину было не занимать. Вот так в подержанном автомобиле с подругой и её мужем мы оказались на начинающей оживать трассе.
Пустынной она оставалась совсем недолго. Чем крепче обнимало солнце горизонт, тем больше появлялось на дороге машин. Шли большегрузы. Алевтина понимала, что тащиться за ними себе дороже, но обгонять их сначала не получалось. Для обгона требовалось сначала к ним максимально приблизиться, а она приближаться не рисковала, и расстояния для обгона не хватало. Нужно было что-то предпринимать. Тем более Вениамин на заднем сиденье всякий раз попытку обгона нелицеприятно комментировал и обязательно презрительно добавлял: «Баба за рулём». Аля нервничала, и ничего не получалось. И тут у меня родилась гениальная фраза:
- Аль, ты, конечно, опытный водитель, но давай подъедем ну совсем поближе, чтобы его обогнать.
Напряжение у Алевтины спало, она лихо улыбнулась и, приблизившись к машине почти вплотную, изящно совершила обгон. Вениамин при обгоне примолк, но потом стал проситься через каждые пять километров в туалет. Причём возвращался он всякий раз пьянее обычного.
- Он в носки четвертинку прячет. Одну выпьет, другую закладывает, - прокомментировала Алевтина.
В очередной раз, когда Венька попросился в туалет, Алевтина строго отказала:
- У тебя что, недержание? Сидел бы дома. Остановлюсь через два часа. Не сможешь вытерпеть, - бутылку привяжу.
Наш друг раскричался о равноправии и несправедливости. Пришлось пригрозить и мне:
- Будешь водителя нервировать, и у меня нервы не железные: высадим тебя где-нибудь здесь, обратно только через три дня заберем.
Вениамин матерился, орал, что мы спелись, но примолк.
Через час у Алиного мужа появилось новое развлечение. Поскольку правил дорожного движения он не изучал, и о дорожных знаках имел представление слабое, то решил информировать Алевтину о каждом из них коротким безобидным возгласом: «Знак!»
- Знак! Знак! Знак! – слышалось через каждые полминуты в течение следующего часа. Сначала мы с Алей делали вид, что не обращаем внимания. Потом Алевтина сорвалась:
- Да замолчишь ты или нет?! Хоть бы знаки называл, а то сидит, как попугай!
А я предложила:
- Слушай, Вень, домой вернёмся, я тебя со своим попугаем познакомлю. Он за десять лет проживания у нас не разговорился. С тобой точно заговорит!
И мы все вместе расхохотались.
- Я же, как лучше хочу. Чтобы она на знаки реагировала, а то вдруг какой-нибудь не увидит, - пояснил Венька и снова примолк.
Дорога была ровной, солнце взошло и радостно мелькало среди желтеющей листвы белоствольных берез. Радиоприемник в машине не работал. Мы с Алевтиной запели. Пели всё подряд от «Тачанки» до «Айсберга». Вернее, пела в основном я, а наш «опытный водитель» за дорогой и знаками следил, и нога вдавливала педаль газа «до полика». Пару раз останавливались, чтобы она могла походить и отдохнуть от вождения.
Один из таких перегонов оказался длиннее обычного. Алевтина ехала сто двадцать, и я чувствовала, как она перестает ощущать скорость. Впереди маячила какая-то деревня.
- Аль, ты, конечно, опытный водитель, но нужно остановиться и походить, - напомнила я.
Та , не отрывая взгляда от дороги, ответила, что остановимся за деревней. С. На спидометре было девяносто, когда мы неслись по пустынной деревенской улице. Впереди неожиданно обозначился крутой правый поворот. Аля вместо того, чтобы убрать ногу с педали, газанула сильнее. Нашу машину вынесло на обочину. Каким чудом мы не вписались в столб, до сих пор непонятно. Наш «опытный водитель» хладнокровно развернулась в десяти сантиметрах от него и на той же скорости вырулила снова на дорогу. На заднем сиденье бесновался, заснувший было, Вениамин.
- С какой скоростью ехала? – тихо спросила я.
- Семьдесят, - так же тихо соврала Алевтина.
Я промолчала.
- Ты остановишься или нет? – орал Венька.
За деревней остановились. Наш пассажир, матерясь и размахивая руками, понёсся в кусты с очередным шкаликом в носке. Подруга, скрестив руки на груди, прищурившись, посмотрела ему вслед и, вдруг, совершенно спокойно процедила сквозь зубы:
- Сука! А жить-то хочет!
Взглянув друг на друга, мы расхохотались. Смех чем-то смахивал на истерику. Но он пошёл на пользу. Мы встряхнулись, и Алевтина совершенно серьёзно пообещала, что будет останавливаться по первому моему слову. Из кустов приплелся абсолютно пьяный Венька, загрузился на заднее сиденье, достал из корзины курицу, попытался нас ею угостить, но, поскольку мы отказались, навернул почти половину сам и заснул, наконец, сном праведника.
Дорога бежала вперёд. Алевтина вела машину аккуратно, хотя скорости практически не сбавляла. Пейзажи постоянно менялись. Наконец мы подъехали к дамбе реки. У поста ДПС нас остановили. Гаишник внимательно изучил Алевтинины документы, осмотрел машину и подозрительно спросил:
- А чего окна запотевшие?
- Так алкоголика везу, - спокойно ответила Алевтина и ослепительно улыбнулась проверяющему. Тот чуть оторопел и заглянул в салон. На заднем сиденье, улыбаясь по-детски беззащитно, мирно посапывал Вениамин. Пахло от него не фимиамом.
- Вы не могли бы нам помочь? – смущённо спросил страж порядка.
Мы всегда были готовы помочь правоохранительным органам. Милиционер попросил отвезти важную тетрадь на другую сторону дамбы к следующему посту. Мы охотно согласились.
Дорога шла по самому берегу. Красота открывалась невероятная. Воды было столько, что противоположный берег маячил на горизонте тоненькой полоской. За ним тонули облака, большие и белые, как корабли-странники, явившиеся лишь для того, чтобы на глазах у проезжающей публики легко воспарить над землёй, оставив ощущение нереальности происходящего. В себя привел голос Алевтины, не имеющей особой возможности любоваться этой красотой:
- В тетрадку заглянуть не хочешь?
- Конечно, хочу.
Женское любопытство, поправ все законы морали, заставило полистать тетрадь. Там был огромный список угнанных машин с номерами, приметами и так далее. Её содержимое в прямом смысле грубо опустило меня с небес на землю. На следующем посту уже ждали. Мы передали тетрадь и с чувством выполненного долга отправились дальше.
Алевтина гнала, я старалась не мешать, интуитивно понимая, что она всё-таки прирождённый водитель, и получает от быстрой езды не просто удовольствие, а кураж, адреналин и чувство совершенного полёта. До её родного города мы домчались удивительно быстро. На въезде нас встречал на машине её сын с другом. Сын пересел к нам на место водителя, Алевтина двинулась на моё, а мне пришлось теснить Вениамина , с наполовину опустошённой корзиной. Алин взрослый ребёнок вёл машину уверенно и спокойно.
- Только не гони, - услышала я Алевтинино предупреждение, и глянула из-за его спины на спидометр.
- Да ладно тебе, Аль, всего-то сто десять, - успокоила я подругу.
Она повернулась ко мне, проткнула взглядом большущих карих глаз и прошептала:
- Лис, как же тебе страшно было со мной ехать!
Я расхохоталась:
- Сиди спокойно: ехать с тобой было здорово!
Что-то попытался сказать Вениамин, но получив ощутимый толчок локтём в бок, обиженно отгородился от меня корзинкой и только покачал головой, думая, видимо, о предстоящей обратной дороге.
О встрече с многочисленной Алевтининой роднёй и самом юбилее стоит написать отдельно. Но упомянуть о том, что бывалые водители, интересующиеся нашим временем, проведенным в дороге, услышав ответ, изумлённо спрашивали:
- Это с какой же скоростью вы ехали?
Алевтина загадочно улыбалась и врала напропалую. Я её поддерживала и непременно хвалила. Вениамин моментально растворился среди гостей. Сказать ему было особо нечего, потому что большую часть дороги он находился в объятиях Бахуса и Морфея.
Три дня пролетели, как одно мгновение. Так здорово почувствовать себя, хотя бы на какое-то время, членом большой дружной семьи, быть собой, радоваться, петь, веселиться, просто жить. Я была очень благодарна Алевтине, потому что в тот момент мне , на самом деле, не хватало большой и дружной семьи. В жизни ничего не происходит просто так. И эта поездка тоже была предназначена. Для чего?... Выводы делать не мне.
На четвертый день мы собрались в обратный путь. Вениамин на полных правах пьяный до изнеможения загрузился на заднее сидение с очередной продуктовой корзиной и неимоверным количеством очередных шкаликов, спрятанных на её дне.
Светило солнце, ранняя осень обволакивала нас и нашу машину прощальным летним теплом, по земле летели паутинки. Бабье лето… Кто только не рассуждал о нём! Но, мне кажется, что никто так до конца и не понял, отчего так тонко дурманят осенние травы, манит за собой утренний лёгкий туман. Почему ранняя осенняя красота, пронизывая насквозь наши сердца, не ранит наши души, а наполняет их жаждой, жаждой жизни, любви и счастья. Куда весне с этой жаждой тягаться! Она лишь будоражит. А осень… , Осень поглощает нас, полностью, без остатка.
Мои философские раздумья прервал Алевтинин голос:
- Лис, глянь в карту, мы, вообще, туда едем?
Тупо уставившись в карту, я минут десять соображала, где мы находимся. Только при подъезде к очередной деревне стало понятно, что мы отклонились от курса на шестьдесят километров. Пропади пропадом эти философы с их неуёмной тягой объять необъятное.
- Аль, на шестьдесят километров правее, - произнесла я, злясь на саму себя.
- Эти бабы, - заорал опять Венька.
- Заткнись! – рявкнули мы на него в два голоса.
А Алька, как ни в чём не бывало, продолжила мои философские разглагольствования:
- Ну ехали бы мы сейчас по нужной дороге, разве мы смогли бы полюбоваться этой красотой? Мы никогда здесь раньше не были и никогда уже не будем. Ловите момент! Умейте радоваться каждому мгновению! Любоваться тем, что вы видите!
Даже Вениамин не нашел аргументов для возражений, а молча приник к оконному стеклу своим картошечным носом и очками в роговой оправе, пытаясь разглядеть в осенних пейзажах то, что увидела Алевтина. Он так и заснул, прижавшись щекой к стеклу, смешной, вредный и вечно пьяный.
Мы неслись среди берёз, сверкающего в листве солнца по ровной асфальтовой дороге. Жизнь была прекрасна, но что-то нарушало её гармонию. Что? Некоторое время я прислушивалась сначала к себе, потом к машине. И поняла в чём дело. Мотор свистел. Каждый раз, когда Алевтина давила на газ.
- Ты слышишь? – спросила я, как бы ни о чём.
- Да, - также как бы ни о чём, ответила Алевтина.
За ближайшей деревней она остановилась. Завестись с первого раза не получилось: машина свистела так, что это услышал даже Вениамин.
- Что, взлетаем? – ядовито спросил он. – Или взрываемся?
Дальше следовали очередные рассуждения об эмансипации и бабах за рулём. С шестой попытки машина завелась. Мы не отвечали и никак не реагировали, чутко слушая мотор. «Сколько ещё протянем?»- думала я.
- Аль, ты только не глуши, если захочешь остановиться.
Алевтина твердо пообещала.
За сто километров до нашего города Вениамин потребовал ужин на траве. При чём он был настолько убедительным, что Алевтина остановилась, и… на автомате повернула ключ зажигания. Во мне что-то тоскливо ёкнуло. Но оставалось только идти навстречу не всегда ласковой судьбе. Расположившись на уютной полянке, мы полюбовались закатом и вкусно поужинали, Вениамин совершенно официально допил очередной шкалик и стал собирать корзину.
Наша добрая шестёрка несколько раз свистнула и не завелась. Вздохнув, я велела Веньке оставаться в канаве, и вывела Алевтину на дорогу. Машин было не так уж много. Никто не желал помочь двум наивным бабам, рванувшим за тысячу километров. На джип, несущийся с горы, мы внимания даже не обратили. Но он неожиданно затормозил, и мы услышали резкий гортанный говор хозяина машины:
- Дэвушки, что у вас? Проблемы?
- Машина свистит и не заводится, - в один голос ответили мы.
К нам вышел красавец восточной внешности, чуть старше нас, безукоризненно одетый в дорогой шерстяной костюм.
Он пристально посмотрел Алевтине в глаза, та слегка покраснела и стала ещё красивее. Восточный мачо молча сел в нашу шестёрку и попытался её завести. Ничего не получилось.
- У вас ремень совсем ослаб, нужно подтягивать, - констатировал он.
- С вами мужчина есть?
Из канавы появился сильно пошатывающийся Венька. Мачо, искоса глянув на нашего «хозяина», продолжил:
- В машине инструменты есть?
- Наверное, есть, - ответила Алевтина.
Наш спаситель снова пристально посмотрел ей в глаза, видимо решая для себя, чьё это счастье вылезло из канавы.
- Машина не в угоне? – совершенно серьёзно спросил он.
- Нет! – снова хором ответили мы.
- Откуда едешь, - обратился он к Алевтине. Услышав ответ, присвистнул:
- Сама всю дорогу? Ну, ты молодец!
Алька снова зарделась, а Вениамин явно занервничал.
- Неси инструменты, - скомандовал он Веньке, так и не поняв, кто есть кто, а сам открыл капот. Вениамин притащил инструменты из трудом открытого багажника и тупо уставился в мотор.
- Снимай аккумулятор, - скомандовал незнакомец.
Руки Алькиного мужа так тряслись, что он не мог надеть ключ на гайку.
- Э, дарагой, я так долго ждать не могу, - остановил он его, - давай я сам.
Дорогущий пиджак плавно улёгся к Алевтине в руки, и мачо склонился над аккумулятором. Дальше всё было очень красиво: за пять минут он открутил и снял всё, что надо, подтянул ремень, и прикрутил всё обратно. Потом завёл машину, которая послушно заурчала, легко подчиняясь незнакомцу .
- Сейчас Вы поедете впереди, а я Вас провожу с этого спуска на тот подъем. Если всё нормально, мигните габаритами. Жаль, что мне нужно спешить, - добавил он, снова пристально глядя на Алевтину, и почему-то переходя с ней на несвойственное для восточных мужчин «Вы».
- Спасибо, - коротко ответила Алевтина, чуть дольше обычного глядя в глаза незнакомца.
Мы расселись по машинам и двинулись в путь. На горке Алевтина мигнула габаритами, мачо мягко нас обогнал, тоже мигнув в ответ, и растворился в вечернем мареве заходящего солнца.
«Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она…» - почему-то вспомнилось мне.
Наш город приближался мерцающими огнями, запахом реки и усталостью рабочего дня. Каждый думал о своём. Алевтина внимательно смотрела на дорогу и слегка улыбалась,
Вениамин почему-то сидел прямо, сложив руки на коленях, забыв про свою корзинку, сосредоточенно глядя вперёд через толстые стёкла своих очков.
А я? Я мечтала о том, как окажусь на своем любимом диване под тёплым пледом, с ноутбуком на коленях. И Мишка сварит для меня свой фирменный кофе.
Потом всё так и было. Хорошие мгновения вспоминаются хорошо через десятки лет. Многое изменилось с того времени. Вениамин завязал со шкаликами: не пьёт совершенно. Измученная Алевтина счастлива от того, что нет больше его пьяного куража и подначек. Она прирожденный водитель. Это редкое явление среди женщин. Я ей горжусь. Как-то давно она сказала, что друзья познаются в радости. Я с ней полностью согласна. Неизменна только наша дружба.
Пару лет назад, вспоминая поездку на юбилей на нашей кухне, она открыла секрет:
- Лис, я ведь останавливалась отдохнуть не потому, что ты мне говорила, а потому, что всякий раз, когда тебе было страшно, боковым зрением я видела, как ты крепко хватаешься за ручку дверцы, не переставая твердить про «опытного водителя».
БАБЫ ЗА РУЛЁМ
***
Нина едет не спеша. Намоталась за день. Сейчас бы с чашкой чая у телевизора… Левый поворот. Перед пешеходным притормозила. Проехала метров сто. О чём-то бормочет рядом сидящая дочь. Заходящее солнце ослепило ярким большущим прожектором. Она что-то слышала об этом когда-то. Но вот сейчас всё по-настоящему, и с ней. Она старается сосредоточиться, но велосипедистов-мальчишек, несущихся через дорогу, замечает слишком поздно. Удар о лобовое стекло. Всё решают доли секунды. Один из них на капоте вместе с велосипедом. Дочка рядом кричит: «Тормози!» Но подсознание твердит: «Нет! Ты его замесишь под колёса! И сама не станешь жить! Ищи!» Нашла! Обочину горкой и дерево. Удар о дерево, скрежет железа, крики прохожих. Мальчишка без единой царапины скатывается с капота на траву. Велосипед расплющило. Скорая, полиция. Полицейский усаживает Нину поглубже в машину: сейчас её начнут добивать водилы и прохожие. И вот уже в машину лезет какой-то мужик: «Дайте ей по полной! Эти бабы за рулём достали!» Дальше мат. Ему невдомёк, что Нина спасла этому мальчишке жизнь, что по полной нужно дать его родителям, которые отпускают семилетних детей на велосипедах кататься по городу, и они носятся по проезжей части без переходов и светофоров, прихватив с собой бесшабашное детское «авось». А водила защищает мир, тешит своё мужское самолюбие. Он главный в этом мире! Тем более, что дура, спрятанная полицейским поглубже в машину, не может ему ответить. На освидетельствование везут на полицейской машине. Переднее стекло с трещиной, спидометр не работает. Правду говорят: «Что позволено Юпитеру…» Права отдали сразу. Через несколько дней пригласили в гаи. Полицейский, изучавший историю наезда, недоуменно спрашивает:
- Почему Вы не тормозили сразу?
- Если нужно было бы ехать километр, чтобы найти место, где его можно сбросить не под колёса, я бы ехала километр, - устало вздыхает Нина.
- Ни один мужик на такое бы не пошёл.
И с уважением добавляет:
- Шумахер, однако.
А «Шумахер» вдруг начинает по-детски горько плакать. Полицейский неловко подает платок и прикрывает дверь кабинета.
- Хорошо, что были свидетели. Мальчик на допросе в присутствии родителей сказал, что они переходили по пешеходному переходу, а отец требует деньги за раздавленный велосипед…
***
Галя опаздывает на работу. Появляется возбуждённая, испуганная:
- Я на стенку в гараже прыгнула.
- Как?- не понимаю я.
- Муж машину на скорость поставил, а я её завела, и рычаг не проверила.
- И чего?
- Да ничего. Там колеса стояли зимние. На них и прыгнула. Васька орал, что я слепая дура. Да всё, как всегда, - добавляет она. – Бампер помяла. Потом Ваську на работу отвезла, в магазин заехала, домой только не успела, чтобы продукты выгрузить.
- Васька-то чего сам не поехал?
- Так он вчера с друзьями «праздновал», а с утра пива выпил. Нельзя ему за руль.
Вечером Галина привезёт продукты домой, поставит машину в гараж и будет молча выслушивать нотации опять подвыпившего мужа…
***
Она стоит на середине моста. Её красный плащик колоколом раздувается на ветру. Мужик, игравший «в шашечки», матерится. По сути, получалось, что она не соблюдала дистанцию. Пойди, докажи, что он обогнал её и резко затормозил, видимо, решившись «попугать». Теперь стоят оба. Её старенькая мазда стала похожа на открытую консервную банку. Длинная вереница машин. Все торопятся, и лишняя помеха на дороге не просто раздражает. И она спешила, аккуратно, по левой полосе, не предполагая, что экзамены в гаи и езда по городу определяются совершенно разными правилами. «Шашечник» изображает разгневанного потерпевшего. Но её это мало волнует. Туда, куда она ехала, дорожные волнения не доходят. Там иные законы – законы жизни за больничными окнами. За одним из них её ждет мама.
***
Рая недавно сдала на права. Едет аккуратно. Пробка перед светофором. Она стоит в левом ряду, приготовившись поворачивать налево. Вдруг через сплошную двойную к ней «прилипает» новенькая крутая иномарка с затемнёнными стёклами. Стекло медленно опускается, и молодой парень начинает на неё орать: «Слушай, курица, ты что не можешь перестроиться на соседнюю полосу, чтобы я тут встал?» Рая, опешив от такой наглости, за словом в карман не лезет: «Слушай, ты, петух, ты чего через сплошную лезешь?! Тебе нужно, ты и ищи, где встать!» Стекло моментально поднимается и иномарка демонстративно катит по встречке дальше… Вот и нужная стрелка зажглась.
Только через некоторое время Рая начнет понимать, что «курица» - она и есть курица, а парню-то досталось. И ей станет и смешно, и неловко за своё поведение. В обычной жизни она себе никогда бы себе такого не позволила, а здесь правила мужские и «бабы» за рулём.
***
«Бабы за рулём»… Сколько ходит про них анекдотов и присказок. Как гнобят их мужики на дорогах, доказывая своё превосходство, и теша мужское самолюбие. Особенно молодёжь, получившая свои авто не из «своих карманов», не познавшая жизни, но знающая о ней всё из сетей интернета. Спокойно к женщинам относится некоторая часть опытных водителей и таксисты. Эти и помогают в самых разных ситуациях. По принципу: все когда-то учились, и опыт сам не приходит. А по статистике женщины гораздо реже попадают в серьёзные аварии, потому что им от природы дан инстинкт самосохранения, так как они продолжательницы человеческого рода.
Женщины за рулём делятся на три категории: водитель по необходимости, водитель по необходимости и «это моё», водитель по необходимости и «это престижно».
Престиж – это, в основном, для молодых и не очень молодых дам, придающих большее значение количеству денег у человека и наличию карьеры, отправляющих нравственные и душевные качества на уровень низшего сословия.
Иногда можно встретить женщин, прирождённых водителей. С ними спокойно и надежно на дороге. Они не кичатся своим умением, беседуют на любую тему, ловко лавируя в потоке машин. Они снисходительно относятся к молодёжи и дамам – «престижницам». Им не до мелочей, не до пустого времяпровождения.
Водитель по необходимости – самая распространённая категория среди женщин. Они приобрели своё авто для того, чтобы усовершенствовать, в первую очередь, быт своих мужчин. Мужчинам уже не нужно отвозить женщин на работу, встречать их, ходить с ними по магазинам, чтобы загрузить вечно опустошающийся холодильник, отвозить детей в детский сад и школу, и забирать их оттуда. У них свои дела, они зарабатывают деньги. А женщины стараются успеть всё и на работе, и дома, выкраивая себе время и сокращая расстояния при помощи авто.
«Необходимость» входит во все три категории потому, что это понятие , особенно в женском сознании, очень растяжимое.
Женщины крутятся, стараясь всё успеть и при этом остаться красивыми и привлекательными, добрыми и внимательными. Они же хранительницы очага. Но, если, вдруг, кто-то из них забудется на светофоре и не стартанёт вовремя, за рулём большинства мужских авто прозвучит: «Баба за рулём!» И в этот момент ни один не подумает о том, что у неё куча срочных и неотложных дел, которые она мысленно выстраивает в ряд, чтобы всё успеть, чтобы кому-то из представителей мужского пола было легко и комфортно жить.
«Бабы за рулём» постепенно отвыкают от внимания к себе и уважения. Это выражение приобретает гораздо больший смысл, совершенно не сочетающийся с понятиями женственность, нежность, слабость. Такова жизнь. А, может быть, мы сами делаем её такой, стирая различия и грани, потому что так проще и удобнее жить. Однозначно и не ответить. И «бабы за рулём» колесят по дорогам…
Ретро-Ёлка
После работы я люблю тишину. Полчаса наедине со своими мыслями - большая ценность в наше стремительное время. И свет на кухне не хочется включать: достаточно фонаря за окном, да мерцания новогодней ёлки в углу, неказистой, по нынешним меркам, пластмассовой, на крестовине из склеенных опилок. Ей больше шестидесяти лет, тридцать пять из них она встречает Новый год с нами. Игрушки на ёлке из той же эпохи. Мы наряжаем её на кухне и ставим на специальный зеркальный столик – самое почетное место. Здесь, за большим овальным столом, мы чаще всего собираемся все вместе в новогодние дни. Рядом с нашей Ретро-Ёлкой всегда тепло и празднично.
Смотрю на мерцание разноцветных огоньков сквозь прикрытые ресницы и слышу мамин голос: «Светланка, подай мне волшебника и цыпленка. Аккуратнее, волшебник очень хрупкий» Потом доносится голос отца. Слов не разобрать, но это точно его голос. Мама смеётся. Её смех обволакивает. Так хорошо, когда они рядом.
На ёлке, рядом с волшебником и цыплёнком, висят космонавт и царица полей кукуруза. «Света, ты устала, одевай Галинку. Я с ней погуляю» Это уже свекровь. Но я называю её «мамой», а свёкра - «папой». Очень добрые и светлые люди. Они так долго ждали внуков, что готовы катать нашу дочку в коляске по несколько часов к ряду.
«Мама, а можно мне перец и редиску повесить? А то Павлик уже и морковку, и лук забрал» - спрашивает меня двенадцатилетняя Галинка. Павлик о чём-то сосредоточенно думает. Глажу его вихрастый затылок: «Ну что ты всё у Гали забрал?» «Мам», - вдруг спрашивает мой шестилетний сын «А у нас папа на войне или в командировке? А то, если он на войне, то я боюсь» И пристально смотрит мне в глаза. Во мне всё замирает, но отвечаю спокойно: « Конечно, в командировке» Ребёнок с облегчением выдыхает и пристраивает лук и морковку поближе к звезде.
Там, в глубине ёлки, висит бумажная посеребренная белочка. Подарок тети Шуры. Вон она, в военной форме, с красным крестом на рукаве, машет рукой из 43 года. «Ну как ты живёшь, боевая подруга?» - «Я, нормально. Жду. Вы как?» «Война», - отвечает. «Вчера после операции хирург отправил командиру в блиндаж документы на раненых отнести. Отошла от санчасти на двадцать метров. Сзади взрыв. Повернулась. А вместо санчасти воронка… Война» - тяжело вздохнув, добавляет опять тётя Шура. Она дойдет до Берлина. После войны выйдет замуж, но своих детей не будет: сильно застудится на одной из переправ. А, когда у нас родится дочка, принесет в подарок эту самую ёлку и часть игрушек. «Мы её не наряжаем, а у вас она приживется», - скажет, как о живой.
Тут я ощущаю толчок в бок. Это кот так будит меня, упираясь лбом, требуя свой законный ужин. Заснула? Заснула, слушая тишину. За окном летит снег. На подоконнике ангел, ножки-ниточки, серебряные крылья,- новогодний сувенир от подруги. Включаю свет. Подхожу к ёлке и вешаю на ветку своего ангелочка. Может быть и он, настанет время, придет к кому-нибудь во сне, чтобы рассказать коротенькую историю обо мне.
А ёлка загадочно подмигивает и блестит мишурой. Точно – живая!
|
